Посещаем буфет, приобретаем программки, занимаем свои места в бельэтаже. Не обманула Мария Владимировна, обзор прекрасный. И вот свет становится приглушённым, вскоре зал полностью погружается во тьму, раздаётся стук вагонных колёс, на сцене становится светлее, занавес раздвигается, и публике предстают декорации в виде купе. «Пассажиров» публика встречает аплодисментами, хотя я визуально узнаю только Миронова. Возможно — да скорее всего так и есть — большая часть аплодисментов предназначена как раз ему.

Непривычно было видеть Миронова в такой серьёзной роли. Впрочем, я видел когда-то телепостановку, так что таким уж большим откровением это нее стало. В отличие от Риты, смотревшей на сцену, не отрывая взгляда и чуть ли не с открытым ртом. Так что по пути домой ей есть о чём поговорить, а я слушаю её эмоциональные впечатления от спектакля со снисходительной улыбкой. Сам же думаю, уговорила Мария Владимировна сына решиться на звонок или нет?

Миронов позвонил на следующий день. Начал с вопроса, были ли мы вчера на спектакле и, услышав восторженный отзыв, сменил тему.

— Отец на этой неделе прошёл в поликлинике полное обследование, и выяснилось, что у него сердечно-сосудистая система, как у 20-летнего парня. Да он и сам себя чувствует не по годам молодым и здоровым. Врач, у которого он наблюдался, не мог поверить и заставил отца ещё раз сдать все анализы. А папа ему про вас рассказал. Вы же вроде как не просили его молчать?

— Ничего страшного, — успокоил я его, — и так уже половина Москвы, наверное, слышала о моих методах лечения. И я очень рад, что Александр Семёнович замечательно себя чувствует. А вы-то сами как, не хотите заняться своим здоровьем? Ваша матушка говорила, в последнее время жалуетесь на головные боли.

— Вы опередили меня, — я как будто увидел, как Миронов почему-то грустно улыбнулся. — Действительно, я хотел договориться с вами, когда вам будет удобно меня посмотреть. То, что вы проделали с отцом, убедило меня в перспективности вашего метода.

Приятно слышать такое в свой адрес. Договариваемся встретиться у меня завтра вечером, благо у Миронова только дневная репетиция. Я хочу всё проделать за один сеанс, о чём сразу предупреждаю собеседника.

— Думаете, одного сеанса хватит? — с сомнением в голосе спрашивает он.

— Уверен, — безапелляционно заявляю я.

На следующий вечер Андрей у меня.

— Сегодня без иглоукалывания, — говорю я ему. — Буду диагностировать головной мозг и верхний отдел позвоночника при помощи работы с энергетическим полем. И с его же помощью проводить лечение. Это старинная китайская техника, переданная мне моим учителем, который родился в Харбине и сам учился у известного китайского мастера.

Сказанное производит на Миронова впечатление. Да и выговорил я этот спич с долей пафоса, всё-таки мы, хоть и не артисты, но иногда могём.

Далее я провожу диагностику и, как и следовали ожидать, выявляю аневризму головного мозга. Небольшую, около 5 мм, можно сказать, в зачаточном состоянии, но я-то знаю, чем всё закончится, если ничего не делать.

Сообщаю новость Андрею, разъясняю, что такое аневризма и чем всё может закончиться в будущем, после чего предлагаю от неё избавиться немедленно. Естественно, Миронов согласен, и в течение четверти часа я устраняю проблему.

— Всё, Андрей Александрович, готово, — говорю я, смахивая носовым платком со лба капли пота. — Голова болеть больше не будет. Если, конечно, не злоупотреблять спиртным, иначе похмельный синдром может испортить вам настроение.

— Ну уж нет, до такой степени я никогда не довожу, — смеётся Миронов. — Как же это всё-таки у вас получается?.. Нет, я помню, что вы мне рассказывали, но всё равно это кажется чем-то из области научной фантастики.

Я предлагаю попить чайку и по ходу дела более детально объясняю, что из себя представляет данный метод. А затем как бы невзначай интересуюсь у гостя, как здоровье его друга и некогда партнёра по съёмочной площадке Анатолия Папанова. Я-то помнил, что Миронов в той моей реальности пережил скончавшегося под струями ледяной воды Папанова всего на девять дней[1].

— Да что там, — машет рукой Миронов, — мы же не молодеем. Пусть он вслух никогда на свои болячки и не жаловался. Так-то Анатолию Дмитриевичу в этом году только 57 исполнится, но война всё равно даёт о себе знать. Контузия, ранения, инвалидность… Он ведь чуть ногу не потерял, чудом спасли, но хромота так и осталась. Вы и ему можете как-то помочь?

— Как-то, пожалуй, смогу. Сам-то он согласится?

— Я с ним поговорю. Завтра увидимся в театре, расскажу про ваш необычный метод.

Андрей сдержал слово, поговорил, и на следующий день вечером позвонил. Но голос его был невесёлым.