Как же просияли они лицами — загляденье просто! А затем переглянулись, потоптались...

— А где?

— Что — где?

— Илья!

Я лишь пожала плечами, насмешливо глядя на них сверху вниз (с крыльца-то):

— А я почем знаю? Он мой побратим — или ваш?!

В стойле всхрапнул Булат, по голосу судя — с трудом удерживая смех.

Я полюбовалась, как сияние стекает с лиц, и щедро повела рукой:

— Ищите!

Богатыри смотрели на меня растерянно, я на них — ласково, по-доброму. И хотя душу приятно грело злорадство, свой страх я все еще не чувствовала отомщенным. А потому припомнила еще кое-что из сказочных сюжетов:

— А чтобы у вас мыслей глупых не возникло… Слуги мои верные! — позвала я, и порадовалась, до чего хорошо получилось: властно, требовательно, пронзительно. — Приглядите-ка за гостями дорогими, чтобы у них к рукам чего не прилипло!

И глумливо добавила:

— Но если найдут побратима — разумеется, могут забрать!

И, величественно кивнув, развернулась и пошла в избу. На пороге спохватилась, обернулась:

— Ах, да. Живность мою обидите — небо с овчинку устрою.

Ну а что? Блефовать так блефовать!

Блеф удался на славу: добры молодцы лицами больше не только не сияли, но и здорово взбледнули.

Правда, вслед за ними, боюсь, взбледнула и я — потому что на столбах медленно и зловеще разворачивались внутрь двора черепа.

На лавку в избе я осела, а не опустилась.

За закрытыми дверями как-то разом накатило всё: и отголоски пережитого страха, и осознание, с каким огнем я игралась (шутка ли, шесть мужиков, глухой лес, до ближайшего отделения полиции — шесть дней на собаках и еще чуть-чуть межмировым порталом!).

Кстати, о межмировых порталах: надо как можно скорее выбираться домой. Срочно, немедленно, пока никто не понял, что из магии мне доступна только каменная физиономия и управление охранным периметром предшественницы. Да и то, второе — “интуитивно понятное”, как говорят у нас об интерфейсах, когда хотят заменить приличным аналогом выражение “методом научного тыка”. Пока что мне везет и каменная физиономия творит чудеса — но если от меня собственно чудес и потребуют, то на ней я далеко не уеду. Физиономия вообще не для езды предназначена…

Но шутки — шутками, а факт остается фактом: в моем мире нет магии, в этом — супермаркетов, и, подозреваю, даже ведьмы на зиму делают заготовки. А я что-то во время нашего хозяйственного квеста не видела здесь ни трехлитровых банок, ни закаточной машинки! Так что надо полагать, местные технологии консервации отличаются от известных мне.

Домовой полностью так и не проявился: метнулся серой, едва заметной тенью от печи к столу — и на столе, будто сами по себе, стали появляться миски.

— Гостемил Искрыч! — тихонько позвала я. — А как здесь у вас на зиму припас принято заготавливать?

Спросила просто так, лишь бы мысли отвлечь от неприятной компании, что сейчас шарилась по двору, и тут же устыдилась: так расцвел от этого вопроса домовой. Даже скрываться перестал!

Проявился, огладил широкую короткую бородку.

— Грибочки квасим по-всякому — и с брусничкой, и со смородиновым листом, капусточку кислую в кадушках солим — да на ржаной муке-то, до того хороша капусточка выходит, прежняя хозяйка очень уважала! Яблочки моченые любила опять же!

Он перечислял и перечислял, а я все грустнела.

— Понятно. Значит, помру с голоду. Потому что ничего из этого я делать не умею: ни мочить, ни солить, ни квасить.

— Ыть! — поперхнулся Гостемил Искрыч. — Да как можно, матушка! При живом-то домовом!

От его искреннего возмущения стало совсем стыдно — как будто я ему пообещала что-то, наврала с три короба, что останусь и никуда не уйду!

— Ты, Гостемил Искрыч, с готовкой меня, конечно, не оставишь — но только припасы для этого откуда-то добыть надо.

— Как — откуда-то? Как — добыть?! — негодовал домовой, и борода его возмущенно дрожала. — Тебе, матушка, окрестные селенья всё, чего надобно сами поднесут! Все, кто на твоей земле живет, кто с твоей земли кормится и твоей защитой на ней жив!

Я молча посмотрела на него. На душе скребли кошки: домовой верил в то, что я действительно могу дать кому-то защиту. Верил в мою силу непогрешимо, хоть и видел с утра, что я даже сундук прошлой Премудрой не сумела открыть! Верил, несмотря на то, что даже ворота для меня открывал-закрывал он.