— Слушай, Глен, а в прошлом году, на охотничьем турнире…Нет, не важно.

«Нам остается только глядеть украдкой, а у вас дома в полном распоряжении такой мужчина…Завидно…»

— М? Турнир?…Кстати, в этом году он будет проходить на моих личных землях. Там развелось много всякого зверья, селяне из соседних деревень жалуются на уничтожающих посевы кабанов…

Я и сама толком не поняла, что хотела узнать.

Была ли красивой та спасенная служанка? Как крепко он держал ее на руках? Виделись ли они после этого случая? Был ли тогда он в своих перчатках?

Почему-то мысль о том, что Глен касался этой эфемерной в моем сознании бедняжки вызывает необъяснимое раздражение.

Я хочу знать то, что недоступно остальным, хочу видеть мужа таким, каким его не видит никто, хочу спрятать его от глаз этих охочих до зрелищ и любования мужской красотой девиц подальше. И чтобы смотрел он только на меня…

— Проснулась?

Я неловко выпрямляюсь. Как долго спала на плече Глена? Когда только успела уснуть? Было так тепло и уютно…

— …Да.

— Хорошо. Все вещи уже просохли.

Отличная новость. К счастью, несмотря на прошедшее время в пещере-гроте по-прежнему темно хоть глаз выколи.

— О? Тогда надо одеться, — порываюсь встать на ноги и конечно же, мой вестибулярный аппарат меня подводит.

— Осторожно, — герцог ловит меня за руку. Всего лишь за руку, слава богам. Учитывая, что мы с ним сейчас оба в чем мать родила, ситуация довольно опасная.

Глен поддерживает меня и, убедившись, что могу стоять самостоятельно, отпускает, слышу его удаляющиеся в сторону шаги и в голову закрадываются не шибко приятные мысли. Скоро муж возвращается и моих рук касается ткань.

— В такой кромешное темноте ты передвигаешься довольно уверенно.

Поворачиваюсь спиной к тому месту, где предположительно стоит супруг и быстро натягиваю на себя местами еще влажное белье, а потом и платье. Все это время Глен подбирает слова. Мне даже не нужно видеть его лицо, чтобы понять, что я снова оказалась права. В сердце расцветает обида.

— Все разглядел?

— …к-хм, честно говоря, я вижу лишь смутные очертания.

Ага.

Так и поверила.

Да уж, не думала я, что стала настолько близка с его сиятельством, что по одному лишь тону голоса теперь могу понять, говорит ли он правду или же нагло лжет.

— Честно? — пусть и не видно, моя бровь летит вверх.

Ни на грамм не верю!

Сзади шуршит ткань, видимо, герцог тоже в процессе облачения.

— Нет, — выдыхает наконец муженек. — У тех, кто долго тренируется с мечом обостряются все чувства, так что я вижу сейчас практически так же хорошо, как днем.

Я знала! Знала!

Но от этого совсем не легче!

— Почему не сказал?

Дожили. Находимся черт знает где, но волнует меня сейчас только то, что он видел меня голой. Не абы кто, а собственный муж! До чего же неловко…

— Так было бы еще более странно, и я не хотел тебя смущать.

Не успеваю я возмутиться, как меня хватают за руку и тянут за собой.

— Идем, Ева. Ветер дует оттуда, значит, в той стороне есть проход наружу.

Плетусь следом, то и дело спотыкаясь и наступая герцогу на пятки. Ничего, потерпит. Просить прощения не собираюсь.

— Мы же были здесь одни. И ты сама говорила, что не любишь педантов.

— По-твоему, сейчас время для шуток? — язвлю я в ответ на попытку разрядить напряжение.

— Прости. Но действительно, в этом нет ничего такого. Тело — это просто тело. Плоть…

Сжимаю пальцы Глена так сильно, как только способна, но кажется, это не причиняет ему никакого вреда. Скалистый коридор становится круче, такое чувство, словно взбираемся мы на крутой холм. Хорошо, что потолки тут высокие и хотя бы не нужно пригибаться. Герцог здорово помогает, с силой тянет вперед за руку, иначе я бы давно уже сбилась с дыхания и попросила передышку.

Не знаю почему, но доводы мужа меня раздражают. Плоть, женские прелести, чего он там не видел — такой имеется в виду посыл? У тебя то же самое, что и у других, Ева. Это правда, и вроде на правду не обижаются, но я не могу себя перебороть.

— Ты прав. В следующий раз на чаепитии мадам Уолберг я как следует буду наслаждаться видами. У нее салоны славятся далеко не умениями поварихи. Тело ведь просто тело, да? К чему тогда вообще нужен стыд и манеры?

С каждым шагом становится немного светлее, наконец, отвыкшие от света глаза могут видеть очертания пролегающего впереди пути и фигуру Глена, идущего передо мной.

— И вообще, — продолжаю распалятся я, — раз нет ничего в этом такого, чего тогда ты так бегал от меня вначале? И перчатки зачем, если тело просто тело, то и касаться его бояться не стоит, верно?