Когда мне предстоит уйти, покинуть Юг, я хочу сделать это с легкостью на душе. Хочу прямо держать голову, отправляясь вперед на встречу неизведанному, а не так, словно себе сердце рву на куски.

Едва не оказавшись снова на пороге смерти, мне открылась простая правда, которую я прежде старалась не замечать. И это перерождение, и новая жизнь отчасти продолжали казаться какими-то не до конца реальными. Словно я открою однажды глаза со звоном будильника и снова окажусь у себя в дома, на съемной квартире в огромном мегаполисе бетонных джунглей, тщетно стараясь вспомнить, что же такого удивительного мне снова приснилось.

Только страх, самый первобытный и необъятный, такой, с каким невозможно бороться — страх смерти — заставил меня переосмыслить многое.

Никто не гарантирует мне еще один шанс. Бог любит троицу? Я не хочу проверять эту теорию. Не хочу снова умирать и снова перерождаться в месте, где меня никто не любит и не ждет. Это мой последний шанс. Я не хочу провести еще одну жизнь полную сожалений и несбывшихся мечтаний.

Поэтому…я не буду помехой в идеальном плане Глена. Он так сильно хочет развода, что даже отселил свою молодую жену в эту пристройку. Не притрагивается и пальцем к ее приданному, чтобы не делить потом имущество черед суд и затягивать процесс. Да и обязанностей герцогини, вроде ведения домашней бухгалтерии и управления слугами, я почти никаких не выполняю, чтобы после моего отъезда прочь из этого дома не возникло никаких сложностей.

Я неплохо успела узнать того мужчину, что является моим мужем. И одно из тех качеств, которое мне в нем нравится, в конце концов станет причиной нашего расставания в обозримом будущем.

Его тихая настойчивость и непоколебимость, продумывание наперед, за которые я его уважаю — давно уже, вероятно, даже до нашей с ним первой встречи — заставили его принять решение, которое он непременно доведет до конца.

По сравнению с чужой жизнью, с благополучием других людей, с миром на этой земле…мои чувства — это просто ничто. Я не хочу их обесценивать, но они оказались лишним и непредвиденным элементом в нашей, казалось бы, идеальной игре в супругов. Чем мечать и надеяться, лучше пресечь эти ненужные надежды на корню. Когда не имеешь, не так больно потом терять.

Следующие несколько дней проходят до тошнотворного спокойно. Ни кареты — ее обломков — ни кучера-предателя так и не находят, словно ничего из этого никогда не существовало.

Я не навещаю Глена. Генри докладывает мне каждое изменение в его состоянии и этого вполне достаточно.

— Снова рвется сесть за эти стопки бумаг. Я ему говорю, что работа никуда не денется, а он продолжает упрямиться. Все дела, что связаны с организацией охоты, тоже пытается контролировать сам…Ева, может, ты… — Генри жует мандарин, составляя мне компанию, вернее, отвлекая меня от чтения.

В этот раз не роман. Непривычно, да? Для меня тоже. Это стопка газет за прошлые года, причем не только нашей империи, но и зарубежные.

— Пожалуй, нет. Как его раны? — не поднимаю головы от чтива, но так и вижу, как Генри закатывает на меня глаза. Встречаться с Гленом я лично не намереваюсь так долго, как только возможно. Лучше нам отдалиться друг от друга. Как говорится, с глаз долой…

— Я что, по-вашему, заделался гонцом? Или шпионом?! Если так интересно, спроси у него сама, герцогиня! И вообще, братец мой тоже хорош, скажу тебе по секрету, он там надумал уже всякого, то рвется к тебе, то подальше держится, когда ты в библиотеку приходишь.

— Вот как, — комментируя я тираду деверя, стараясь не показать на лице ни единой эмоции. Это только больше распаляет подростка.

— Ага! Каждые два часа командир рыцарей к нему с докладом бегает, расследование такое развернули, что этого кучера все герцогство в лицо знает, везде плакаты с его физиономией, живым или мертвым награда за него такая, что нет-нет я сам подумываю присоединиться к поискам.

— Да? — переворачиваю страницу старой газеты не особо заинтересованно в беседе.

— Не веришь?! Глен хочет непременно найти преступника и тех, кто за ним стоит. В этот раз он спуску им не даст. Как он вообще вдруг решился в карету сесть? Ева, вы, северяне, что, владеете особыми чарами? — Генри чистит еще один мандарин и кидает его в рот целиком. — Если бы я знал, что вы на море едете, с вами бы поехал. Но нет, вы предатели, дождались, пока я свалю из дома в этот «поход» и умчались вдвоем. Нечестно вообще.

— Считаешь? — пробегаюсь глазами по заметке в газете о возведении в титул виконта адмирала флота и передачи ему земель в заморской и далекой стране.

— Ну да! — Генри продолжает распаляться, вымещая запал на кожуре нового мандарина, горка очистков на столе заметно растет. — Я и говорю, чары. Мой брат вообще таким раньше не был. Море, пикник на пляже, в карету сел. Не узнать просто. Уж после смерти нашего отца так точно…Да и повстанцы эти тоже стали больно смелыми. Как же подло с их стороны использовать те же приемы! Неудивительно, что Глен сейчас рвет и мечет. Это же не просто покушение, это как плевок в нашу сторону. Но, знаешь, раз имеется такое сходство, то, возможно, что за всем стоит тот же человек, что тогда…