Да и не нужно. И так ясно, что она умоляла. Просила сохранить ей жизнь.

На что кровосос только рассмеялся. Сверкающие белизной волосы опоясали ее, опутали и притянули теснее. Против воли девушка прижалась к своему мучителю, а тот уже отвел волосы с ее шеи. Обнажил клыки, наклонился, скользнул по яремной вене длинным языком, а затем…

Она даже не закричала. Только глаза расширились.

Как же я ненавидел его в этот момент. Сильнее, чем за все кошмары, которые проклятый ублюдок устроил в Виттории. Да, все прочие его жертвы заслуживают не меньшей жалости. Но эту невинную девушку он убивал у меня на глазах.

Убивал демонстративно.

Сперва она еще била его кулачком, но ее рука быстро обессилила и повисла плетью.

Тогда вампир поднял тело скрипачки на руки и сбросил с балкона. Выбросил, как пустую упаковку от сока.

На окровавленных губах заиграла улыбка.

Он снова взмахнул дирижерской палочкой.

С музыкой у него получалось погано, а вот с болью и безумием — отличненько.

Он неспешно водил этой сраной палочкой в воздухе, а за миг до очередного взрыва делал резкий взмах. Слоны и носороги уже кончались.

Вот он снова собрался запустить детонацию. Белая рука с длинными изящными пальцами поднялась и…

Но тут лыба Зубоскала стала медленно сползать с рожи, да и животные перестали помирать. Я не сразу понял, что произошло, но связист выпалил:

— Смотрите! Это же Амарок!

Я огляделся по сторонам. Он же совсем недавно был здесь! А сейчас летел на реактивном ранце, держа руку вверх, словно гладиатор, приветствовавший Цезаря.

В кусаке он сжимал белоснежную прядь.

Приземлившись неподалеку от лужи кислоты, он заявил:

— Я предъявляю доказательство своей победы, опровергая догмат, что среди живущих нет никого сильнее высшего альпа, как нет среди богов никого сильнее бога крови. Найдется среди вас тот, кто способен это оспорить?

Зубоскала разрывала злоба, но он выдавил из себя:

— Я оспариваю твое превосходство. Я бросаю тебе вызов. Давай, подойди ко мне и я тебя по стенке размажу.

— Я ваши законы знаю и с этого места не двинусь, так что подойди ты ко мне, как бросивший вызов.

Альп замялся. Стал переминаться с ноги на ногу, как ребенок. Не думал, что увижу страх на роже столь могущественного существа.

— Ты долго собираешься сиськи мять?! Или закон твоего бога ничего для тебя не значит? — прокричал Амарок, после чего обратился к выжившим: — Чего встали? Бегите отсюда, как можно дальше! Кто цел, уносите раненых! Бегите и прячьтесь за Волот!

В этот момент Зубоскал решил спуститься к противнику.

Я никогда не видел такой бешеной скорости. Он буквально проскользил к моему абордажнику, как водомерка по речной глади. Без единого движения руки или ноги. Его проклятые волосенки подняли вампира кверху, и через мгновение он уже стоял возле Амарока. Пехотинцы бросились прочь, как от готового взорваться ядерного реактора: кто-то бежал, кто-то полз, кого-то несли. Бегство, а не отступление.

— Подожди стрелять, сынок. Еще не все далеко отбежали, — сказал Амарок мне, поднеся коммуникатор к губам.

— Я окрашу свои волосы твоей кровью! — прошипел Зубоскал.

— Конечно окрасишь, родненький. Только от ритуала не отходи. Это вообще дико, что я должен тебя направлять. Давай, как там правильно говорить? Нет никого сильнее бога крови, и вся кровь мира течет в вены его.

— Нет никого сильнее бога крови… — начал вампир сквозь лютый оскал.

Дальше Амарок уже не вел с ним бесед. Он говорил со мной по коммуникатору, как ни в чем не бывало:

— Ну, кажется вот и все, волчонок. Брусчатка не дворец. По ней разрешат вдарить. Быть может, возведут какую-нибудь мемориальную доску потом. Как думаешь?

— Обязательно возведут, а если нет, я лично этот дворец расхреначу, — я старался подбодрить то ли Амарока, то ли себя самого. И плевать, как отреагируют генерал и принц.

— Ты давай, не медли. А то этот пес скороговоркой шпарит.

Овчаркин скривился от фразы абордажника и фыркнул мокрым черным носом, но смолчал.

Неподходящий момент для обид.

— И капля крови его, упавшая на землю, прожжет ее насквозь до центра планеты, — продолжал вампир. — Капля крови его упавшая в океан убьет всю рыбу слабую, а сильную заставит жрать друг друга.

Сделав глубокий вдох, я засунул всю боль и горечь поглубже.

— Всем турельщикам! По моей команде открыть огонь по этому кровососущему ублюдку.

— Отставить, капитан! — взвыл генерал. — Я не давал разрешения!

Ему пришлось резко заткнуться, потому что я выхватил табельное и направил дуло аккурат ему между глаз.