Гранитные стены давили, их холодная сырость будто просачивалась внутрь, пробирая до самых костей. Иногда мне казалось, что я чувствую, как по ним пробегал легкий ток магии, но тут же замечал едва уловимое мерцание рун, подавляющих магию. Каждый звук отзывался эхом в тюремной клетке. Карцер был маленьким и замкнутым, словно коробка, из которой нет выхода. Ощущение изоляции и магической пустоты стали практически невыносимыми.

По подсчетам, завтра ночью должно наступить полнолуние, и меня мучал вопрос – что произойдет со мной? Обратится ли мой внутренний волк здесь, в карцере, или же магический барьер карцера удержит его в узде? Я не чувствовал своей магии, не чувствовал связи с волчонком. Ощущал, что он рядом, но тот словно находился за стеной, недосягаемый. Мысли, что я остался отрезанным от своей сущности, приводили в ужас. Удивительно, но стать снова обычным человеком, вот чего я боялся теперь больше всего. Вернуться к жизни без магии, снова окунуться в ту ограниченность и беспомощность – это было хуже любого заключения.

Раздался скрежет ключа в замке, и тяжёлая дверь открылась. Гримхалк, как всегда, был суров, но в этот раз в его руках была не еда, а знакомые до боли в запястьях магические кандалы. Он молча подошел и надел их мне на руки. Холод металла заставил вздрогнуть, и это ощущение прошло по моему телу, словно волна. Казалось, что кандалы давили на кожу, как напоминание о том, что теперь я заключенный, лишенный малейшего права на свободу.

Я поднял глаза, и он произнес только одно слово:

– Идем.

Видимо, день разбирательств. По спине пробежал холодок. В моей жизни вновь настал переломный, судьбоносный момент. Мое будущее зависело от тех, кто сейчас будет меня судить. Я встал, стараясь не показывать страха, и последовал за Гримхалком. Мы прошли через коридоры, темные и узкие, и каждый наш шаг разносился эхом по стенам, разбавляя гнетущую тишину. Поднявшись по каменной лестнице, которая, казалось, тянулась бесконечно, мы достигли северного крыла академии. В конце просторного холла красовалась массивная дверь с выгравированной надписью: «Зал Трибунала».

Возле двери было шумно. Там собрались мои друзья. Их лица были наполнены решимостью и беспокойством. Майя, Северрин, Марк и еще с десяток одногруппников, которые пришли меня поддержать. Я такого не ожидал, и это тронуло меня до глубины души. В глазах Майи виднелась здоровая злость, ее сжатые губы выдавали внутреннее напряжение. Северрин бросил мне ободряющий взгляд, сжав челюсти, а глаза светились яростью. Марк стиснул кулаки так сильно, что костяшки побелели, будто он готов был сражаться за меня в любой момент. Но мне не дали шанса обменяться с ними ни словом. Гримхалк напомнил, что общение с обвиняемым до вынесения приговора запрещено.

Я заметил так же и Аларика с друзьями. Они стояли чуть поодаль, их позы были расслабленными, но в них считывалось что-то зловещее. Сам Аларик крутился рядом с дверью, кидая на меня самодовольные взгляды. Его губы скривились в презрительной ухмылке, а глаза сверкали удовлетворением, будто всё уже решено. Я ощутил, как волна злости и бессилия пробежала по телу. Майя что-то выкрикнула в их сторону, ее голос дрожал от ярости, но Гримхалк резко оборвал ее, увлекая меня внутрь.

Зал Трибунала оказался даже больше, чем я себе представлял. Высокие сводчатые потолки, поднимавшиеся так высоко, что их едва можно было разглядеть, разделенные на несколько уровней, создавали ощущение величия и подавляющей значимости этого места. В центре зала возвышался круглый каменный подиум – место для обвиняемого, предназначенное сейчас для меня. Каменный пол был холодным, и мои босые ноги ощущали его ледяное прикосновение, напоминая о том, что я здесь словно жертва на алтаре.

Вокруг подиума расположились ряды скамеек, разделенных на три яруса, окружавшие меня амфитеатром. На одной из сторон находилось возвышение с надписью: «Кафедра Мудрости», и именно там сидели преподаватели и ректор. В центре – Гильдор Вермингард, его взгляд был усталым, но в нём светилось нечто глубокое, возможно, сожаление. По правую руку находился Элеррион Сереброзвезд, он казался напряженным, но в его глазах читалась решимость. С левой стороны сидела Эльзира Амбермун, ее лицо оставалось строгим и непроницаемым, а глаза холодными, как зимняя ночь.

В гостевом секторе я увидел незнакомого мне эльфовампира. Его осанка, холодный взгляд и дорогие одежды говорили о высоком статусе. Длинные серебристые волосы были аккуратно убраны назад, а глаза пронизывали насквозь, как ледяные иглы. Он сидел, непринужденно наблюдая за происходящим, и я почувствовал его скрытую, но ощутимую враждебность. Гримхалк провел меня на подиум и отступил к дверям, оставив одного в центре внимания взглядов присутствующих.

Часовая башня за окном пробила десять ударов, и ректор начал процесс. Голос Гильдора звучал уверенно и даже торжественно, когда он зачитал обвинение. Каждое слово било, как молот по наковальне: нападение, убийство, нарушение правил академии. Я ощущал, как речь обвинителя отражается эхом в моей голове, всё глубже вонзаясь в сознание. Он спросил, верно ли было изложено обвинение, и я лишь молча кивнул, не зная, что говорить. Что можно было сказать в свою защиту, когда все факты были против меня?

После этого ректор вызвал свидетелей. Аларик и его подручные выступали первыми. Их слова звучали громко и четко, каждое предложение казалось отрепетированным. Они уверяли, что я напал на них без всякой причины. Аларик утверждал, что я атаковал без предупреждения и хладнокровно убил их товарища – Сарвала. Каждое слово било меня изнутри, каждое обвинение отзывалось болью и возмущением. Грудная клетка непроизвольно сжималась, а ладони стиснулись в кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони до крови.