Всё вокруг было чуждым, но в каждой детали я искал слабые места и возможности. Новый мир требовал изучения, и я охотно принял этот вызов.

И ещё одна мысль не давала мне покоя.

За свою долгую жизнь я отправил на виселицу столько ублюдков, что успел изучить все тонкости этого ремесла. И сейчас я знал точно — верёвка была отмерена неправильно, оказавшись слишком короткой для быстрой казни. То ли палач уродился неумехой, то ли кто-то специально хотел растянуть мою агонию. Чутьё подсказывало, что второй вариант был определённо вероятнее.

Минуло около четверти часа, прежде чем экипаж, взвизгнув, остановился. Дверь распахнулась, и стража бесцеремонно вытолкала меня наружу.

Я медленно выпрямился во весь рост, расправил плечи, и холодно взглянул на своих конвоиров. За годы правления я научился одним взглядом вбивать в подчинённых священный трепет.

Один из бойцов, крепкий детина с квадратной челюстью, непроизвольно отшатнулся, когда я повернул голову в его сторону. В его глазах промелькнуло что-то сродни суеверному страху — так смотрят на человека, который должен был умереть, но выжил. Остальные бойцы тоже держались скованно, пытаясь скрыть неуверенность за показной грубостью. Даже в роли пленника я внушал им невольное почтение — годы, проведённые на троне, въелись в самую суть. Властность и привычка повелевать не исчезают от того, что на тебя надели кандалы.

Мы стояли перед высоким зданием, облицованным светлым камнем. Я запрокинул голову, сощурившись от бьющего в глаза солнца. Фасад украшала резьба — витиеватая вязь букв, складывающихся в название «Приказная палата».

Конвой втолкнул меня в просторный холл, щедро залитый искусственным светом. Под потолком мерно гудели странные мелкие сферы, бросая на пол кружево теней. Подошвы гулко простучали по мраморным плитам, отдаваясь под сводами гулким эхом.

Мы поднялись на второй этаж, миновав анфиладу пустынных комнат. Распорядитель первым вошёл в кабинет и жестом велел страже оставить нас. Те подтолкнули меня через порог и вышли, притворив створки.

Я остался один на один с незнакомцем в богато обставленном кабинете. Массивный стол из красного дерева отделял нас друг от друга, словно разделительная полоса на ристалище. Он источал мощную защитную ауру — похоже, был зачарован от прослушки.

Годами я принимал послов и вёл переговоры с союзниками и врагами. Научился читать людей как раскрытые книги. И сейчас передо мной сидел человек, привыкший запугивать других своим положением. Что ж, посмотрим, как он поведёт себя с тем, кто не боится смерти.

Распорядитель, наконец соизволивший обратить на меня взор, скривил губы, будто от зубной боли. Он вздохнул и начал говорить:

— Итак, мне это доставляет не больше удовольствия, чем тебе, но…

Я перебил его вопросом:

— Быть может стоит начать общение с того, что вы представитесь? Какая может быть беседа, если лишь одна сторона знает, с кем имеет дело.

Мужчина дёрнулся, словно от пощёчины. Его лицо побагровело от гнева, на лбу вздулась вена.

— Платонов, не ломай комедию! Ты прекрасно знаешь, кто я такой!

Платонов? Снова эта фамилия. Так вот как звали прежнего хозяина тела… Я удержал невозмутимую маску и парировал:

— Не кажется ли вам, что сегодня я родился второй раз? Будем считать, что моя жизнь обнулилась и началась заново. Поэтому я настаиваю на соблюдении этикета.

Несколько секунд мы мерились взглядами. Наконец он процедил сквозь зубы:

— Граф Михаил Фёдорович Сабуров, церемониймейстер его высочества Князя Веретинского. Удовлетворён?

Я чуть склонил голову, пряча усмешку. Владелец кабинета точно не привык, чтобы с ним разговаривали подобным образом. Но что стоит его жалкое самомнение, по сравнению с высокомерием бывшего короля?

— Благодарю. Теперь мы можем перейти к сути дела.

Сабуров откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы в замок. Его взгляд, холодный и колючий, впился мне в лицо, будто пытаясь пробить в черепе дыру.

— Что ж, перейдём. Как я уже сказал, ты избежал заслуженной кары лишь по воле случая, но не думай, что тебе удастся ускользнуть от ответственности, Платонов. Ты и твои дружки обсуждали мятеж, как бы прекраснодушно вы его не называли, поэтому ты принесёшь пользу иным способом. И запомни — в следующий раз Бог может оказаться не столь милосерден, а я позабочусь, чтобы верёвка была покрепче.

Я равнодушно пожал плечами, всем своим видом демонстрируя невозмутимость. Уж кто-кто, а монарх умел держать лицо в любых обстоятельствах.

— Будем и дальше размениваться на угрозы или обсудим то, ради чего меня сюда привезли?

Сабуров дёрнул щекой, но быстро вернул самообладание. Голос сочился ядом:

— Вижу, виселица тебя ничему не научила. Что ж, тем хуже для тебя. Раз ты не смог даже подохнуть как следует, будешь заглаживать вину службой.

Он подался вперёд, опёршись локтями о столешницу. В прищуренных глазах плясали злые огоньки.