Да как он посмел? Как посмел ускользнуть от заслуженной кары?!

Госпожа Белозёрова, урождённая графиня Оболенская, не привыкла к подобной дерзости. Весь город трепетал перед ней, зная крутой нрав и влияние высокородной дамы. А этот молокосос Платонов, ничтожный выскочка, посмел бросить ей, ЕЙ, вызов!

Унизил её семью, опозорил древнюю кровь. Мало того, что охмурил дочь, Полиньку-дуреху, втоптал в грязь родовую честь Белозёровых — так ещё и жизнь сберёг, гадёныш!

Всё из-за жадности этих скупердяев-палачей.

Поскупились на аркалиевые оковы, олухи! Упустили пробуждение силы висельника.

Лидия едва не шипели, комкая в пальцах кружевной платок.

О, её отточенное магическое чутье засекло этот мимолётный всплеск, когда лопнула петля на шее негодяя! А чёртовы дуболомы стражники не заметили.

Перед глазами стояла картинка того, как подлеца увозили прочь, обрубая последнюю надежду на правосудие.

Лидия заметалась быстрее, гневно стуча каблуками по паркету. В душе всё клокотало от ярости пополам с унижением.

Вспомнилась ненавистная ухмылочка Платонова, его наглый взгляд прямо с эшафота. Бесстыжие глаза насмехались, словно говоря: «Выкуси, старая перечница! Я тебе не по зубам!»

Ещё и Полинька, дурёха, два дня ревела, убивалась по своему «милому».

Переполненная гневом, Лидия дёрнула за витой шнур колокольчика. Тотчас в дверях возникли двое дюжих молодцов в одинаковой неприметной униформе.

— Звали, госпожа? — поклонился один, почтительно склонив бритую голову.

— Конечно звала, болваны! — прошипела графиня, сверкая очами. — А теперь слушайте внимательно, и молитесь, если оплошаете!

Верзилы подобрались, распрямили плечи. Знали — хозяйка зря гневаться не будет.

— Вашими бы устами, матушка… — начал было второй, но графиня оборвала:

— Платонова нужно убрать. Да не абы как, чтоб помучился, тварь, как Иуда на осине!

Молодцы переглянулись. Тот, что поглупее, брякнул:

— Так его ж вроде выгнали из княжества. Как выйдет за городскую стену, так долго и не проживёт. Бздыхи всё одно его найдут и прикончат.

— Нет уж! — отрезала Лидия. — Так просто он не отделается. Пусть кричит, пока горло не сорвёт. И ещё одно скажу, магический дар у него пробудился. Видела самолично. Теперь осторожнее надо быть.

— Это как же? — насторожился второй слуга.

Графина прищурилась недобро:

— А вот как. Подловить его где в глуши, да так, чтоб и пикнуть не успел, выродок. Все косточки переломать, ребро за ребром. Не мне вас учить, знаете, что делать.

Лица верзил посуровели, в глазах вспыхнули жестокие огоньки. Госпожа хмыкнула удовлетворённо:

— Вот-вот, я на вас полагаюсь. И не забудьте напоследок — кастрировать его нужно. Пусть с собой в могилу заберёт, кобель!

Она сжала платок так, что пальцы побелели.

Ничего, Прохор, недолго тебе осталось воздухом дышать. Поквитаемся ещё, голубчик. За всё поквитаемся — и за дочку опозоренную, и за насмешки твои наглые!

Я покинул ратушу в сопровождении конвоя, щурясь от яркого солнца и вертя головой по сторонам. На ступенях меня поджидал крепкий мужичок лет пятидесяти на вид с клочковатой бородой, в потрёпанной кожаной куртке. Завидев процессию, он просиял и бросился навстречу, размахивая чемоданом.

— Прохор Игнатьевич, барин мой ненаглядный! Живой! Слава богу!

Стражники ощетинились, преграждая ему путь, но я властно шагнул вперёд:

— Посторонитесь. Это мой слуга, Захар. Он отправится со мной.

Бойцы замялись, переглядываясь. Я прищурился и процедил ледяным тоном, от которого прежде самые заносчивые аристократы бледнели и гнулись в поклоне:

— Или церемониймейстер запрещал брать с собой людей? Насколько помню, в приказе об этом ни слова. Собираетесь его потревожить для уточнения?

Видимо, гнев Сабурова пугал их куда больше неясного статуса ссыльного. Стражники расступились, пропуская Захара. Тот просиял и, подхватив увесистую котомку, затрусил следом.

Дальше всё завертелось с ошеломительной быстротой. Не успел я толком опомниться, как нас подвели к массивной упряжке, запряжённой двойкой статных каурых меринов. В открытую повозку уже были свалены какие-то мешки и свёртки — видимо, припасы в дорогу. Возле повозки дожидались ещё двое стражников в полном облачении, с оружием на изготовку. Завидев нас, один выступил вперёд.