– В Ирионе, конечно.

– Что за Ирион? – обернулся Славка ко мне.

Пёс мой начал скалиться. Даже здесь, не пойми где, Шмеля волновал мой племянник больше всего на свете. Не ладят они. И я рефлекторно схватилась за кожаный ошейник.

– Не знаю… Так, стойте, – ещё пару раз вздохнула и бросила на Милаха требовательный взгляд. – О ком вы там говорили? Веди мня ко взрослому! Обещаю никого у вас не забирать, чтобы это ни значило…

Мальчик, подумав немного, не обращая совершенно никакого внимания на предостерегающее шипение своей подруги, всё же согласно кивнул и побежал вверх по дороге.

– Он там лежит, у великого дуба! Мы его поднять не смогли. Ну, и побоялись поднять, раненый ведь всё же. Но воду ему носили. Воду ещё кое-как, – частил он на ходу, пока мы шли следом, – дать ему смогли. А вот еду совсем не ест. Спит ведь. Но это и хорошо, – протянул он простодушно, – еды у нас и без того мало.

Чем ближе мы приближались к таинственному взрослому, тем сильнее я ощущала тревогу Славки, который начал жаться ко мне почти так же, как Шмель, только с другой стороны.

Разрушенную часть города мы оставили позади быстро, спустились вниз по склону, миновали маленький, но живой ручей и оказались среди дубовой рощи. Никогда прежде я не видела деревьев с такими толстыми стволами и настолько густой и обширной кроной, что, глядя вверх, захватывало дух!

А воздух какой! Лёгкий, кристальный, с ароматом прелой листвы и едва уловимыми нотками йода.

Но вот деревья начали редеть, тропинка, по которой мы шли, становиться всё заметнее, и мне открылся вид на зелёную равнину, посреди которой рос дуб, какому не было равных! Даже подходить к нему было как-то не по себе, словно я шагала к древнему божеству из легенд или готовилась прикоснуться к сказке…

Только вот сказки, настоящие, старые, от которых в наши дни берегут детей, переписывая их, вовсе не такие светлые, как принято считать.

Когда мы оказались под густым сплетением ветвей и подошли ближе, я увидела мужчину, лежащего в спутанной, примятой траве.

Белые длинные волосы едва заметно покачивались на травах, веки дрожали, бледные губы плотно сомкнуты, красивое, мужественное лицо напряжено, будто мужчина даже будучи без сознания пытался сдерживать боль. И почти никакой одежды… Рваные простые штаны и жалкий клочок шёлка на руке, который некогда являлся рукавом рубашки.

Взгляд сам собой пробежался по рельефному, крепкому телу и стыдливо вернулся к лицу.

– Вот, – горделиво указал ручонкой Милах на мужчину, вставая у его головы. – Это он.

Ася замерла неподалёку, всё ещё недовольная, что мне, незнакомке, открыли их находку.

– И давно он так? – спросила я, опасливо подбираясь к нему ближе.

– Дня четыре, – задумчиво протянула девочка.

А моя паника всё нарастала. Я будто оказалась в дурном сне, где непонятно за кого следовало бояться сильнее.

– Что с ним? – склонилась над мужчиной.

Молодой, с холодной внешностью воина. С чем-то неуловимо-притягательным в облике, даже сейчас, когда так тяжело вздымалась его грудь от дыхания, а пальцы, длинные и светлые, едва уловимо подрагивали от боли…

Мои дрожали куда заметнее, будто от холода. Да и правда были ледяными. Но мужчина даже не вздрогнул, когда я коснулась жилки на его шее.

Сердце билось у него, как бешеное. От атласной кожи исходил обжигающий жар. И только сейчас, оказавшись настолько близко от него, я заметила тёмные пятна крови, расползшейся под его спиной и уже почти полностью впитавшийся в землю.

– А дом наш вон там, – как-то невпопад поведал мне Милах, махнув рукой в сторону, указывая на высокое тёмное здание в конце равнины, прячущееся за реденькой полосой тонких деревьев.

Я облизала пересохшие от волнения губы и спросила ещё раз:

– И взрослых там нет?

– Не-а, – мотнул Милах головой, позволяя своим золотым локонам рассыпаться по худеньким плечам.

– А сколько там детей?

– Мы не считали, – сложила Ася на груди руки, хмурясь.

– А просто постарше кто-нибудь есть? – не теряла надежды я.

Ася задумалась.

– Хм… Софи пятнадцать, кажется. Но она лежит в горячке.

Боже, там ещё и болеющая девочка!

Надо было срочно что-то решать.

Точнее, прямо сейчас. Потому что раненный незнакомец внезапно открыл янтарные глаза, которые вмиг будто вобрали в себя солнечный свет и растрескались на нём, создавая сеть причудливых узоров, взглянул на меня и попытался подняться. Да только двигался мужчина напрасно… Тело его пробила резкая дрожь, из уголка губ пробежала струйка алой крови, и он вновь замер на земле, крепко сомкнув веки.

Я коротко вскрикнула, столбенея от противоречивого желания отступить и броситься к нему на помощь. Но решила, наконец, что делать…