– Мало ли, кто там, – как можно более строго говорила я толпе насупившихся детей в холле, – вдруг недобрый человек? Если кто-то видел ребёнка, что не точно, прошу заметить, – подняла вверх палец для большего внимания, – то это не значит, что рядом с ним не может быть взрослых. Плохих взрослых.

– Но это территория приюта! – запротестовал один из мальчиков, мелкий и щербатый, постоянно шмыгающий носом (надо бы заняться его лечением…) – Мы всегда могли выходить, лишь бы не дальше!

– Дальше, только с Ивой или Асей, – подхватил кто-то за его спиной.

– Так-так-так, – выставила я вперёд ладони, – успокойтесь! Пусть, не спорю. Но ситуация сейчас другая. И за вашу безопасность отвечаю теперь я.

– А пусть Ива скажет! – выкрикнула Ася.

И дети расступились, чтобы собраться вокруг Ивы.

– Как ни странно, – проговорил он медленно, будто взвешивая каждое слово, – но я согласен с большинством. Не можем мы тебя отпустить одну. Мы только тебя нашли, и потерять так легко было бы преступлением.

– Ты единственная наша мама, – проговорил хранивший до этой минуты молчание Арго.

Сердце моё ёкнуло.

Он стоял у самой двери, держа её закрытой, чтобы ненароком ни один малыш не выскочил во двор. И сам хотел бы выйти, подождать меня снаружи и отправиться вместе со мной на поиски чужака, но терпел. Потому что я попросила.

– Сколько раз повторять, – расталкивая ребят, вырвался ко мне Милах, – она не ваша мама, а моя!

Здесь уже не выдержал Слава, встав рядом со мной:

– Она вообще никому здесь не мать!

И какая-то девочка, из совсем маленьких, заплакала, сидя на руках у одного из братьев.

– Ну, молодец, – протянул Милах, неодобрительно косясь на Славку.

А я потихоньку начинала впадать в панику.

– Ребята, пожалуйста, успокойтесь… Обещаю, что не пропаду и скоро вернусь! Сами же сказали – искать нужно близко от приюта. Со мной ничего не случиться.

– Так же его мама, – сразу несколько ручек указали в сторону Арго, – говорила, когда уходила на реку!

Глаза молчаливого Арго наполнились слезами.

– Так, всё, – Славка неожиданно для всех вытолкнул меня за двери и захлопнул их, оставаясь с той стороны. Оттуда же и прокричав мне напоследок: – Марьяна, если ты пропадёшь, я всё это терпеть не буду!

С благодарностью и затаённой тревогой, я спустилась со ступеней крыльца, размышляя над тем, что же Славка в таком случае бы делал. И смешно, и страшно…

Но за свою жизнь я особо не беспокоилась, в том числе потому, что Шмель выскользнул из дома вслед за мной и теперь шагал рядом, большой и (с виду) опасный.

По нему я и сверялась, есть ли кто рядом из чужаков. И долгое время всё оставалось спокойным.

Я обошла приют по кругу, обнаружив на заднем дворе заросшую, полуразрушенную оранжерею, неработающий фонтан и большие белые статуи лежащих друг против друга, подперев ладонями лица, мужчины и женщины, которые в первую секунду до чёртиком меня напугали.

Если в мире этом обитают драконы, то почему бы и великанам не быть?

Так, держась за сердце, я вернулась к первоначальной точке, кожей ощущая на себе пристальные взгляды детей, лица которых одно за другим появлялись в окнах.

И я бы никого и ничего не нашла, если бы Шмель не начал беспокойно обнюхивать землю, устремляясь к выходу со двора.

С минуту поколебавшись, я всё же отправилась за ним, с затаённой надеждой понимая, что ведёт меня пёс прямиком к тому дереву, под которым был найден Рейн.

И хотя я понимала, что дракона там не увижу, расстроилась, оказавшись на месте и не заметив даже примятой травы, на которой он лежал.

Тропа и та за это время едва не заросла, такими плотными и сильными были здешние травы!

Зато я заметила кое-что другое…

Свисающую с почти вертикальной, высокой ветви, мальчишескую руку.

Он лежал, не боясь сорваться, внимательно, будто заворожено глядя вверх на небо, белеющее сквозь сеть ветвей и мельтешение листвы. Пока не соскользнул вниз (заставив меня вскрикнуть в предчувствии его падения), зацепившись за другую ветку коленями.

– Имя мне Гейл, дева, – произнёс он так, будто был взрослым, а не притворялся таковым, как делают часто дети, порой действительно веря в это.

Такое было моё первое впечатление о нём, несмотря на то, что говорил он, будучи вверх тормашками.

Но причина мурашек на моей коже оказалась не только в этом. И не в разноцветных, мерцающих из глубины зрачков колдовским огнём глаз, нет...

Просто стойкое ощущение, что передо мной не ребёнок, не взрослый, а просто некое иное существо под личиной мальчика, никак не хотело отпускать.