Вика — единственный человек среди моих знакомых, способный воспринять всерьез то, что я видел, используя «дар».

Отчасти потому, что однажды это умение спасло нам жизнь — мы выходили утром из моей квартиры, и я вовремя заметил, что в стоящем около подъезда автомобиле находятся вооруженные люди. После моего звонка их повязала полиция, и выяснилось, что они наняты коммерсантом, которому мы не дали рейдерским способом захватить небольшой заводик.

Но не только поэтому. Вика действительно очень умна и понимает, в насколько сложном мире мы живем, и что магия — его неотъемлемая часть.

— Любопытно, — пожала плечами она. — А раз любопытно, будем заниматься. Исходя из того, что я узнала, ни к одному кусочку уголовного дела прицепиться нельзя, поэтому будем заниматься всем.

— Ты прочла мои мысли, — усмехнулся я. — Но для начала надо, чтобы ты вступила в дело.

Поменять адвоката, на самом деле, в нашем случае не так уж и просто. О своем решении должен написать заявление человек, которого адвокат будет защищать, но для этого надо встретиться с ним (просто так приехать к нему в тюрьму не получится), и, что самое сложное, ему надо объяснить необходимость смены адвоката.

Вновь позвонил Николаю и объяснил ситуацию. Надо, чтобы к Роману поехал кто-то из его близких — тот, кому он доверяет.

Он вздохнул и сообщил, что Роман ещё как-то прислушивается к мнению своего отца, других авторитетов для него не существует. Затем, поразмыслив, предложил такой вариант: отец пишет сыну записку, в которой просит его делать то, что мы скажем. Мол, Роман поймет, что это не подстава, потому что записка будет написана на фамильной бумаге и чернилами, которые есть только у отца. Тем более, что Роман немного обладает ясновидением, позволившим разглядеть татуировки.

На этом мы и остановились, для экономии времени решив встретиться сразу около следственного изолятора.

— Поедем на твоей или на моей? — уточнила Вика, доставая ключ от «БМВ».

— Конечно, на твоей, — довольно фыркнул я. — Обожаю, когда женщина за рулем.

…Проклятые московские пробки! Ненавижу, хотя водить умею неплохо. А некоторые по ним ездят даже с механической коробкой передач, каждые три секунды нажимая на сцепление и дергая рычаг. Как это у них получается, ума не приложу. О ком это я? О Вике, разумеется. Она не признает «автомата», считает, что он «для девочек», а на мой вопрос, «сама-то ты кто?», только улыбается.

При этом во время езды еще как-то ухитряется разговаривать по телефону, подводить помадой губы и нырять на грани нарушения правил в каждое освободившееся впереди место на дороге. Иногда у меня аж мурашки по коже. Но — приятные. С моей волчьей работой начинаешь очень ценить минуты, когда можешь кому-то довериться.

К тюрьме мы, благодаря Викиному знанию окольных дворов и переулков, подъехали быстро. Вот оно, чудовищное здание из серого камня. Несколько сот лет ему. Если взглянуть на него, используя «дар», увидишь потусторонний замок, стены которого сочатся болью и злобой.

Десяток высоченных этажей с крохотными зарешеченными окнами. Забор метров в пять, а над ним еще паутина колючей проволоки. Место, в котором находятся и убийцы, и невинно осужденные, и люди, к которым суровые законы империи могли бы проявить снисхождение, но не проявили. Все здесь. Все наравне друг с другом.

Я решил отвлечься от печальных мыслей и положил руку на колено Вики.

— Как давно мы не виделись.

— Очень давно, — хмыкнула она, снимая мою руку.

— Соскучился, — проникновенно сообщил я, кладя ее обратно.

— Мне очень жаль, — слегка пококетничала Вика, снисходительно посмотрев на то, что лежало на ее колене. — Но, помнится, в прошлый раз ты сказал мне, что у тебя столько работы, что скучать некогда и, если добавится еще, то женщины тебя перестанут интересовать. Добавилось? Это я так, из любопытства. Ничего личного.

— Добавилось, но я смог с этим справиться. Спорт, тренировки, полное отсутствие алкоголя.

— Какой же ты молодец! — похвалила меня Вика и во второй раз сбросила мою ладонь. — Еще раз положишь, ткну в нее иголкой.

Обсудить это мы не успели, потому что примчался взмыленный Николай с бумагой. Для нее предназначалась отдельная кожаная папочка, о цене которой я мог только догадываться.

— Столько денег, а сын — наркоман. Как так? — задал я вслух риторический вопрос, когда Николай уехал.

— Ты лучше спроси, почему не у всей нашей власти дети — наркоманы, — усмехнулась Вика. — Хотя мы, может, просто этого не знаем.

На такое я не нашел, что ответить.

Записку Левшина своему сыну следовало разглядывать при «видении» — тогда она начинала светиться разноцветными искрами, а печать на ней приподнималась над бумагой, становясь иссиня-черной и объемной.