Спустившись вниз, я сразу же направился к парадной двери. Дворецкий робко семенил за мной и не решался потревожить мои думы.

Двор встретил нас тишиной кладбища. Григорий остановился в дверях, руки крестом были сложены на животе — будто он уже похоронил свою машину.

Транспорта в округе не наблюдалось. Даже чахлой лошаденки не было. Но трёхколёсный велосипед притаился под бурьяном, как скелет в чулане. Ржавчина ковыряла рану на раме, сочась оранжевыми струпьями. Паутина окутала руль саваном, в котором копошились мелкие пауки.

— Идеально, — прошипел я, сдирая паутину голыми пальцами. — Это просто восхитительно!

Плюм, догадавшись, чего я хочу, прыгнул на сиденье, и его тело взорвалось ярким светом, окутывая раму велосипеда. Его косточки затрещали, перестраиваясь в шестерни — стальные, зубчатые, пылающие синевой холодного огня. Мотор заурчал, как разгневанный зверь. Я провёл ладонью по раме, и плоть металла затрепетала.

Колёса завыли, обвиваясь молниями. Каждая спица стала бритвой, рассекающей воздух с шипением раскалённой проволоки. Григорий отступил, прижав к груди серебряный оберег.

— Поехали! — рявкнул я, и Велоплюм сорвался с места огненной кометой.

Земля рванула навстречу. Двор растворился в серой мути, дома и деревья поплыли на периферии зрения. Ветер выл в ушах, а под колёсами трещали камни, высекая искры. Плюм-мотор рычал, выплёвывая сизый дым с запахом серы и черного перца.

Так-то лучше, — подумал я, ловя в зеркале заднего вида своё отражение. Глаза горели. Плащ бился на ветру чёрным стягом. Мимо проносились поля и холмы, дорога петляла, и я уже не мог видеть ошеломленное лицо своего дворецкого.

А Григорий тем временем стоял на крыльце и глядел в спину удаляющемуся хозяину. Он перевел взгляд на мешок с золотом и тяжко вздохнул:

— А ведь можно было просто заказать такси…

Кабинет Краева всегда пах железом и горькими орехами. Стекло окна, толстое, как броня танка, искажало мир снаружи, превращая улицу в аквариум с мутной жижей. Мужчина прислонился лбом к окну и пристально посмотрел на горизонт. К ордену клинков приближалась странная светящаяся точка, отдаленно напоминающая комету. Спустя секунду он разглядел, что это такое.

Велосипед врезался в парковку, как метеорит в болото. Колёса, пылающие голубым холодным пламенем, расплавили асфальт, оставив за собой рваные шрамы. Табличка «Только для членов ордена» согнулась пополам с хрустом раздавленного позвоночника.

Водителем столь странного транспорта оказался барон Морозов. С их первой встречи он изменился. Его одежда стала приличнее, а сам он выглядел трезвым и подтянутым.

— Сам приполз, — побагровев от гнева, буркнул Краев. — Еще и парковку испортил…

Краев щёлкнул языком, размышляя. В досье Морозова значилось: «Воскресший. Класс угрозы: ноль. Навыки: шарлатанство с элементами клоунады». Но портал он умудрился закрыть. А такое нельзя было сбрасывать со счетов. В последнее время рекрутов становилось все меньше, а план по набору нужно было закрывать.

— Интересно, сколько он продержится… — Краев провёл пальцем по стеклу, оставляя прозрачный след на окне. Вспомнились другие «избранные»: одни сгорали в первом портале, другие сходили с ума, глядя на клыки могущественных тварей.

За окном Морозов щёлкнул пальцами, и пряжка на его поясе вспыхнула рубиновой искоркой. Краев почувствовал, как старые шрамы на рёбрах заныли — там, где клинок теневика пробил броню тридцать лет назад. Тот же огонь. Та же наглая уверенность.

— Наглый малец… — пробормотал он, отходя вглубь кабинета, где тени сгущались в подобие кокона. — Здесь ломаются даже титаны. Но ты, парень, кажешься перспективным…

Штаб Клинков впивался в небо чёрными башнями. Готические шпили походили на мрачные маяки. Стены, покрытые барельефами, напоминали кожу древнего дракона.

Представившись новобранцем на проходной, я спокойно миновал пункт охраны. Воздух на территории ордена был густ от ладана. Запах старинных книг смешивался с едким душком полироли для клинков. Но сильнее всего здесь воняло амбициями — кислыми, как испорченное вино. Адепты Клинков маршировали строем, их чёрные мундиры шуршали, словно крылья летучих мышей в тесной пещере. Сапоги стучали в унисон, выбивая ритм: «Мёртв-жив, мёртв-жив».

Неподалеку, под высокой аркой, замерли магистры. Их плащи, расшитые золотыми нитями, шевелились сами по себе, будто под тканью поселился ветер. Обрывки фраз неохотно падали с их бледных губ: