— Мир ещё не готов к моим шедеврам, — подумал я, улыбаясь. Моя улыбка была горькой, но в ней чувствовалась твёрдая решимость. — Но я терпелив.

Плюм, словно услышав мои мысли, открыл один глаз и уставился на меня своим светящимся взглядом. Он фыркнул, будто говоря: «Конечно, терпелив. Ты же артефактор. Ты всегда ждёшь своего часа.»

Я потрепал его по голове, чувствуя, как его шерсть мягко скользит под моими пальцами.

— Пойдем прогуляемся, пушистик, — прошептал я. — Силы нужно восстановить.

Плюм мурлыкнул в ответ и взобрался ко мне на плечо. Я повернулся к городу и увидел его фонарные огни. Они манили меня. Мир вокруг был полон шума и суеты, но здесь, на краю пляжа, было тихо. Тишина, которая давала возможность подумать. И я знал, что рано или поздно всё встанет на свои места. Но думать мне сейчас не хотелось. Душа просила праздника! И как я мог ей отказать?

Проснулся я с ощущением, будто на меня поочерёдно наступили мамонт, медведь и, на всякий случай, ещё и Плюм. Голова гудела, во рту пересохло, а в воздухе витал запах перегара вперемешку с чем-то… ванильным? Я приподнялся с дивана, что не могло меня не радовать. Хотя бы уснул на мягком, а не в какой-нибудь канаве. Уставившись на потолок, попытался восстановить в памяти события прошлой ночи.

Первой всплыла сцена, где я оказался в каком-то баре с сомнительным освещением, явно не для аристократов, но с удивительно качественными напитками. Там я ввязался в спор с местным барменом, уверяя, что способен создать идеальный коктейль. Итог? Бармен пал жертвой собственного вызова, а его заведение — жертвой пяти новых «уникальных» напитков, которые либо разгоняли кровь, либо вызывали кратковременное левитационное похмелье.

Следующее видение: шикарное помещение с картами, фишками и богатыми людьми, которые явно не ожидали, что в их круг ворвётся небритый аристократ в потрёпанном свитере. Но я был не из тех, кого можно прогнать взглядом. Я принял участие в карточной игре, даже почти выиграл, но потом меня отвлекли огненные трюки Плюма (он зачем-то изображал свечу на столе). В итоге казино я покинул с парой трофейных фишек и чей-то перчаткой в кармане.

Я вдруг вспомнил, как сидел на сцене какого-то богемного заведения, держа в одной руке бокал вина, а в другой — какую-то кошку (откуда она взялась, непонятно). Передо мной стоял человек с моноклем. Он читал стихи, после чего публика требовала уже ответа от меня самого. И я, не будь дурак, начал импровизировать. Талант у меня безусловно был, потому что публика то каталась со смеху, то разражалась аплодисментами. Я не помнил, кто победил, но у меня почему-то остался чей-то берет.

Последнее воспоминание перенесло меня в центр города. Я стоял на площади, вдохновенно произносил речь перед небольшой толпой подвыпивших людей. О чём речь, я понятия не имел, но народ поддерживал меня громогласными возгласами. Потом я залез на постамент к местной статуе, объявил её «хорошим парнем», и там провёл как минимум минут пятнадцать, пока кто-то не предложил переместиться в другую часть города.

Остальное вспомнить уже не получалось. Я осмотрелся. На одной руке у меня красовался пиратский браслет, на другой — дорогие часы, которые явно мне не принадлежали. На полу валялась пустая бутылка из-под рома. Рядом с кроватью стояла обувь, принадлежащая явно разным людям.

Я глубоко вздохнул, посмотрел на потолок и резюмировал:

— Великолепно. Надо повторить!

Плюм, уютно устроившийся на моей груди в виде пушистого клубка, согласно пискнул.

— Да-да, отдыхай, друг мой. У нас с тобой талант попадать в незабываемые приключения.

Я откинулся назад и закрыл глаза. А потом резко сел.

— Чёрт. А где машина?

Ладно, разберемся. Спустившись вниз, я сразу понял, что мне срочно нужна еда. Голова гудела, желудок требовал хоть какого-то подобия цивилизованного завтрака, а душа… душа пока молчала, вероятно, тоже переживая последствия вчерашнего веселья. И я чувствовал, что вчерашние приключения пошли мне на пользу, ведь душевных сил заметно прибавилось, что не могло не радовать!

На столе уже ждала запотевшая бутылка минералки, горячий суп, свежий хлеб, сыр и яичница-глазунья. Настасья подготовила правильный рацион после попойки. Умница!

Бутылку я осушил в один присест, а ел, уже не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком. Плюм, притащившийся следом, уныло устроился на краю стола, очевидно, переживая свое первое в жизни похмелье.

— Не жалей себя, друг мой, — усмехнулся я, отламывая кусочек хлеба. — Мы ведь знали, на что шли.

Я едва успел доесть завтрак, когда снаружи раздался гулкий рев двигателя. Машина остановилась прямо у крыльца, и почти сразу в воздухе разнесся зловещий звон колокольчика.

Я нахмурился. Колокольчик? В такое-то время? Григорий, стоявший неподалеку, вдруг резко побледнел.

— Ох, ты ж… — пронеслось у него на выдохе, и он мгновенно развернулся, бросившись к выходу.

Плюм, до этого мирно страдающий похмельем, лениво приоткрыл один глаз.

— Кто это там? — не спеша поднимаясь, пробормотал я.

Настасья, до этого спокойно раскладывающая свежие булочки в корзину, выглянула в окно и тут же заохала:

— Батюшки!

Я перешагнул через порог столовой и направился к входной двери.

Во дворе, прямо перед домом, остановился массивный черный автомобиль, блестящий, словно лакированный гроб. На его капоте красовалась витиеватая надпись серебряными буквами: «Вечный покой».