— Ты хочешь жить?

— Да, — тщетно пытаюсь я протолкнуть слова сквозь онемевшие губы.

Да! Я очень хочу жить! Ещё хоть раз увидеть сына, понянчить внуков. Хочу помириться с Леночкой, зарыв топор мелочной женской войны. Я столько ещё не успела!

А голос всё не замолкает, звучит неровно, волнуется, превращая слова в монотонный гул.

Я различаю лишь:

— …согласна? И будешь жить!

— Согласна… жить… — шелестит с последним выдохом.

И моё затухающее сознание растворяется в слепящем синем свете…

Свет был везде.

Вокруг и во мне.

Он обволакивал собой, мягко проникал вовнутрь. Сочился сквозь поры, бежал по венам. Струился потоками слёз из-под закрытых век.

Я осязала его, пила, дышала им.

Может, я и есть этот удивительный свет?

Нет, не свет… вода!

Сияюще-прозрачная, прохладная, вобравшая в себя все солнечные блики, смешанные с сотней оттенков лазури.

Она осторожно баюкала, покачивала на ласковых волнах.

Стирала чувства.

Смывала воспоминания.

И не было ни времени ни пространства.

Ни тела ни мыслей.

Не было страха.

Не было боли.

Смерть — пустота и блаженная нега…

Вода шептала тысячью голосов, звала волшебной полифонией звуков от серебристых альтов до рокочущего контральто:

— Пришлая… бедное заблудшее дитя! Какой неправильный, скупой, жестокий мир… скряга творец! Такая короткая жизнь! Такая несчастная! — пела и плакала она, жалела, скорбела.

— Воля и ум, великодушие и благородство. Любовь, — проникал нежный шелест в самую душу.

— Много любви и разочарований. Сила и слабость. Недоверчивость и наивность. Верность. Милосердие… То, о чём забыто…

— Ты нужна нам, — вкрадчиво умоляло мягкое журчание, — а мы — тебе.

— Щедро одарим, но и отплатишь…

— Живи!..

— Вставай! — грубо рявкнуло над ухом, и я захлебнулась хлынувшим из ниоткуда ледяным потоком.

Скатилась вниз, выкашливая воду из лёгких, приподнялась на дрожащих руках и подавилась вдохом, поймав мощный удар в живот.

— Никчёмная тварь!

Я захрипела, скрючившись от боли, вытаращила ничего не видящие глаза.

За что?!

— Вставай, падаль! — кто-то большой и сильный, бесцеремонно схватив за шиворот, тряхнул меня и отшвырнул как тряпку.

От удара о склизкую поверхность в боку что-то хрустнуло, а голова взорвалась сверхновой.

Из глаз брызнули слёзы, смывая мутную пелену, и я смогла разглядеть тёмный силуэт, с угрозой нависший надо мной.

Чужие пальцы как клещи вцепились в щёки и дёрнули голову вверх.

— Иблит. Грязноволосая сука, — выплюнул мой мучитель и наотмашь ударил по лицу.

Голова безвольно откинулась, вновь встретилась со стеной.

И мир погас.

Кроваво-красная молния разорвала беспамятство, и я заорала не своим голосом, ощущая, что меня волокут за волосы.

Больно!!!

Я засучила ногами по полу, чтобы подняться или затормозить движение. Вцепилась руками в железобетонную кисть, лишающую меня скальпа.

— Пусти! Больно! Бо-о-ольно-о-о!!! — истошно вопила я, отдирая от себя чужую конечность, не понимая, где нахожусь и что происходит.

— Заткнись, мразь! — зарычал мужской голос, а его обладатель с размаху запустил мной в ближайший угол.

Шок выключил боль.

Я лишь по звукам поняла, что ломаю собой какую-то хлипкую мебель. Сжалась в комок, прикрывая голову руками, и развернулась, исподволь пытаясь оглядеться.

Полуголый громила с жутким оскалом на перекошенной физиономии брезгливо смерил меня взглядом и поморщился:

— Дерьмо, — смачно сплюнул. — И куда эту груду костей? В весёлый дом, что подешевле? — он сально ухмыльнулся и, недвусмысленно потянув завязки штанов, двинулся на меня. — Ну что, уродец, сделаем из тебя шлюху?

А как же!

Алой пеленой накрыло животное бешенство. Дикая ярость заклокотала внутри.

Ну, давай!

Нашарила рядом с собой осколок с острыми зазубренными краями.

Рискни меня тронуть, без двух минут кастрат!

Обломок, похожий на ножку стула, сам лёг во вторую ладонь.

На голых инстинктах я кинулась бугаю в ноги и со всей дури ударила неожиданно увесистой деревяшкой по его голени.

Он зашипел, но даже не запнулся. Пинком выбил из моих рук импровизированное оружие, схватил за грудки и, приподняв над полом, припечатал к стене.