— Узнай, кому это выгодно, — сказал он тихо. — Наблюдай. Слушай. Я знаю что ты не так прост как кажешься, брат. Ты размозжил череп профессиональному убийце, это уже о чём-то да говорит…

Я замер, ошеломлённый словами брата. Они обнажали истину, которую я предпочёл бы не знать.

— Ты думаешь, это что-то доказывает? — бросил я, пытаясь удержать в голосе презрение, но даже я слышал, как он дрожит. — Я был в отчаянии, действовал инстинктивно.

Грегор склонил голову, словно разглядывая меня под другим углом.

— Инстинкт — это первый шаг, — произнёс он. — Но то, что ты выжил, показывает, что у тебя есть нечто большее, чем просто инстинкт.

Он шагнул ближе.

— Максимус, ты всегда был другим. Слишком умным для ребёнка. Слишком наблюдательным для юноши. Думаешь, я не видел, как ты смотришь на мир? Как анализируешь людей, как будто пытаешься разгадать их тайны? Все это видели! Весь замок.

Я хотел ответить, но слова застряли в горле. Грегор знал меня лучше, чем я думал.

— Ты говоришь, что это дешёвая провокация? — продолжил он, не давая мне возможности высказаться. — Может быть. Но каждая провокация имеет цель. И ты прав — Северу это могло быть выгодно, но не только им. Кто-то пытается нас ослабить. Вопрос в том, кто и зачем.

Я сжал кулаки.

— У меня нет и малейшей идеи, как это выяснить, — сказал я наконец, стараясь не сломаться.

Грегор кивнул, словно ожидал этого ответа.

— Ты узнаешь, — его голос стал мягче, но всё ещё оставался твёрдым, как меч в ножнах. — Ты начнёшь с малого. Слушай разговоры слуг, обращай внимание на тех, кто ведёт себя странно. Говори меньше, наблюдай больше. А ещё, нужно подобраться к Кардиналу.

— Это опасно.

— В этом мире всё опасно, — ответил Грегор. — Но ты уже доказал, что можешь выжить в опасности. Теперь докажи, что можешь ею управлять.

Его слова застряли в моей голове, словно гвозди, вбитые в стену. Я хотел вернуться к тому, кем был раньше, но понимал, что эта дверь для меня закрыта.

***

Осень сменилась зимой, а зима уступила место весне. Природа ожила, наполняя мир свежестью и светом. Но во мне не было этого всего. Вместо тепла и обновления я ощущал лишь пустоту, словно весь мой мир застрял где-то между уходящими холодами и пробуждающимся теплом.

Недавно Кардинал сообщил мне, что его наставничество подошло к концу. Он говорил ровным голосом, почти отстранённо, как будто это было обычным делом, но в его взгляде я видел тень усталости. Он сказал, что больше ничему не может меня научить, и предложил мне продолжить путь в семинарии, если я захочу углубиться в учение. В конце весны он намерен принять у меня экзамен, и это будет нашей последней встречей в роли ученика и наставника.

Эти слова оставили во мне странное ощущение. Я знал, что учеба подошла к своему пределу, но разве это могло быть всё? Разве семинария — это выход? Мне казалось, что она предложит лишь новые догмы, но не ответы на мои вопросы.

За последние месяцы я пытался узнать у Кардинала больше. Я осторожно поднимал тему покушения, намекал на странности, но каждый раз мои попытки разбивались о его твёрдое "не знаю". Он признавал, что всё выглядело подозрительно, но не мог или не хотел идти дальше.

Мне хотелось верить, что он говорил правду, что действительно ничего не знал. Но в его словах я ощущал какую-то тяжесть. Быть может, он боялся истины. Быть может, он и сам был частью этой паутины, слишком запутанной, чтобы я мог её расплести.

Весна принесла жизнь в мир, но не в меня. Впереди маячил экзамен, что должен был стать рубежом, началом новой главы. Но я всё ещё жил в старой, полной вопросов, на которые никто не мог ответить. Я чувствовал себя странником, заблудившимся в тумане. Каждый шаг вперёд оборачивался тем, что я всё больше не понимал, куда иду.

Но хуже всего были сны.

Мне снится та ночь, когда Амелия была убита. Я снова вижу её глаза, наполненные ужасом, её губы, которые пытаются что-то сказать, но не успевают. Снова чувствую запах крови, густой и медный, обволакивающий всё вокруг. В моих снах я всегда стою слишком далеко, чтобы помочь, или слишком медлю, чтобы спасти её. Она падает на пол, а я остаюсь неподвижным, словно скован невидимыми цепями.

Иногда эти сны превращаются в кошмары, куда более жуткие, чем я могу вынести. В них появляется Человек в Чёрном. Он стоит в тени, невидимый, но я чувствую его присутствие, его взгляд, прожигающий меня насквозь. Он выходит из темноты, его лицо всегда скрыто, но я знаю, что он улыбается. Это не улыбка радости или дружелюбия. Это оскал хищника, который наслаждается своей властью.

Иногда он показывает мне то, чего не было, или то, что я боюсь увидеть. Он стоит над Амелией, а она всё ещё жива, шепчет моё имя, протягивает ко мне руку. Но я не могу двигаться. Человек в Чёрном смеётся, его смех разрывает моё сознание.

Я просыпаюсь с тяжёлым дыханием, покрытый холодным потом. В такие моменты я ненавижу себя за то, что не могу забыть, не могу отпустить. Каждый сон, каждый кошмар — напоминают мне, что я проиграл, что не смог справиться.

И каждый раз, когда я открываю глаза, я думаю, что, возможно, эти сны — это не просто воспоминания или страхи. Возможно, это очередное предупреждение. Или насмешка, напоминающая мне, что если не стать сильным, придётся заплатить высокую цену.