Толпа гудела, как улей. Студенты шептались, смеялись, кто-то пытался угадать, какие испытания их ждут впереди, а кто-то, судя по бледным лицам, уже жалел, что пришёл сюда. Но всё это затихло, как только на возвышение вышел человек в тёмной мантии. Высокий, худощавый, с чёткими чертами лица, которые, казалось, были вырезаны из камня, и пронзительными серыми глазами, он одним своим видом заставлял держать спину прямо. Герхард Лаурент, ректор Академии. Его голос прозвучал резко, будто удар клинка.

— Добро пожаловать в Академию! — произнёс он, обведя толпу взглядом, холодным, проницательным, от которого хотелось держать спину прямо. — Здесь вы закалите свой разум, обретёте знания, которые сделают вас не просто образованными, но значимыми. Однако помните: учёность — это не только привилегия, но и ответственность.

Он сделал паузу, словно ожидая, что эти слова сами осядут в головах студентов.

— Академия — это остров порядка в мире, который с каждым днём становится всё более беспокойным. Тиарин в смуте, улицы кишат разбойниками, и среди них нет различия между теми, кто крадёт кошельки, и теми, кто замышляет куда более тёмные вещи. По этой причине с сегодняшнего дня Академия будет охраняться инквизиторами. И знайте: защита — это не просто щит, но и меч, который разит тех, кто посмеет бросить вызов нашему порядку.

Слова о разбойниках и инквизиторах заставили меня невольно напрячься. Упоминание инквизиторов всегда вызывает особый холодок в груди, особенно у тех, у кого есть, что скрывать. Я почувствовал, как Юна бросила на меня быстрый взгляд, но мои размышления были прерваны.

— Сегодня я с гордостью представляю старосту вашего первого курса, — продолжил ректор, делая паузу, словно наслаждаясь собственной важностью. — Принцесса Ева из Алханроэля.

Толпа взорвалась шёпотом. Одно лишь упоминание её имени вызвало всплеск интереса. А затем все разом замолчали, когда на возвышение поднялась стройная девушка. Её длинные чёрные волосы были собраны в идеальную косу, безупречно уложенные, словно отражение её характера — сдержанного, точного, выверенного до последней детали. Ева двигалась плавно, как те, кто знает, что каждый их шаг привлекает внимание. Её осанка была безупречной, взгляд спокойным и уверенным. И всё же я видел её по-другому. Она изменилась — стала более... величественной.

Её голос, когда она начала говорить, был твёрдым, но в нём не было той холодной отстранённости, которая часто бывает у тех, кто родился в золоте.

— Друзья, я рада приветствовать вас в Академии. Для каждого из нас этот день знаменует начало пути, который определит наше будущее. Первый учебный год — это не только новые знания, но и испытания, которые потребуют от нас выдержки, усердия и воли.

Её голос звучал уверенно, но в нём чувствовалась искренность.

— Впереди вас ждут первые экзамены, первые победы и, возможно, первые поражения. Но главное — верить в себя и не забывать, что рядом с вами ваши друзья. Именно поддержка поможет нам пройти этот путь. Заботьтесь друг о друге, учитесь друг у друга. Здесь мы не просто студенты, мы — сообщество, которое будет расти и развиваться вместе.

В толпе раздались одобрительные аплодисменты. Некоторые студенты переглянулись, кто-то кивнул, соглашаясь с её словами. Атмосфера напряжённого ожидания сменилась на более воодушевлённую.

Её слова прозвучали убедительно, и в толпе раздались одобрительные аплодисменты. Но я не аплодировал. Её речь, как и её внешний вид, вызывали во мне странное чувство, будто передо мной одновременно стояла знакомая и чужая мне Ева. Воспоминания о нашем прошлом смешивались с тем, что я видел сейчас. Ева уже не была той девочкой, которую я знал раньше. Вопрос был только в том, кем она стала.

***

Первые занятия напомнили мне аристократические ужины: много громких слов, минимум смысла. Лекции по истории, философии, теологии — всё это текло, как вода сквозь пальцы, оставляя после себя разве что лёгкое раздражение. Раздражение не от сложности, а от простоты. Я не мог отделаться от мысли, что пришёл сюда, чтобы учиться, а не слушать очевидные истины, которые даже младенец знал бы в полусонном состоянии.

Были, конечно, и те, кому нравилось бездумно кивать, делая вид, что они прониклись глубиной мудрых слов преподавателей. Они кивали в такт, повторяя за наставниками, но я не видел в их глазах ни тени понимания. Для них учёба была просто ритуалом. Я же хотел чего-то большего. Хотел вызова.

Но был один предмет, который хотя бы немного стоил внимания — собственно ренмейстерское дело. Искусство управления потоками капитала, стратегического мышления и построения финансовых систем. Здесь я чувствовал себя в своей стихии. Здесь не было места пустым словам — только расчёт, риск, холодный ум. Здесь я чувствовал азарт.

Мастер по этому предмету, мужчина лет сорока, с пронзительным взглядом и манерой говорить, словно каждое слово стоило целого состояния, посмотрел на меня, скрестив руки. В отличие от других наставников, он не любил вступительные речи и не раздавал бессмысленных наставлений. Его методы были просты: либо ты понимаешь, о чём идёт речь, либо проваливаешься.

— Айронхарт, — произнёс он, с той самой смесью уважения и скептицизма, с какой обычно говорят о людях моего рода. — Странный выбор для тебя, если честно. Ты мог бы заняться чистой теорией политики, дипломатией, а вместо этого разбираешься в сухих цифрах и рыночных механизмах.

Я пожал плечами.

— Мне нравится работать с вещами, где ошибка стоит не просто плохой оценки, а целых состояний, — ответил я.

— Посмотрим, как ты проявишь себя в деле, — сказал он, но в его голосе уже не было прежнего скепсиса. — Но скажу одно: у тебя талант. Такой редко встретишь. Будет интересно увидеть, как далеко ты сможешь зайти в управлении ресурсами и экономическими процессами.