Я неслышно вздохнула: ну да, ну да, опять нет повода не выпить. И похоже, Колдширу нужны новые привратники, пока в одну тёмную ночь из замка не вынесли всё, что можно и нельзя.

Тем временем Стини продолжал оправдательную речь: не иначе, всё утро вдвоём сочиняли.

— Вы поймите, гсжа, эт сам гсдин Грир нас угостил. Так и сказал, кады пришёл: «Вот вам, парни, кувшинчик. Выпейте за гсжу Мэриан, чтоб на удачу ей». Р-разве можно такого ослушаться?

Понятное дело, нельзя. Тем более если слаб перед спиртным.

— А когда Грир вам принёс этот кувшинчик?

— Дак после ужина. — Судя по всему, привратника воодушевило, что я не стала сразу его ругать. — Мы все дела закончили, решётку опустили, а тута и гсдин Грир нарисовался.

То есть уже после лестницы. Что же, пока все кусочки пазла ложились на свои места.

— А эль крепкий, зараза, оказался. — Непонятно, относился к этому привратник с сожалением или с удовольствием. — С первой кружки по башке дал. Вот мы и…

— Стини.

— Да, гсжа?

Я понимала, что это бесполезно, но не попытаться не могла.

— С сегодняшнего дня тебе и Тому запрещено пить спиртное обоим сразу.

— Чего? — Стини растерянно моргнул.

— Один из вас всегда должен быть трезв. — Я не сводила с него жёсткого взгляда. — И способен понять, что происходит, когда ночью кто-то поднимает решётку.

И добила привратника фразой мультяшного Добрыни Никитича:

— Я понятно объяснила?

— Понятно, — вздохнул Стини, повесив голову. — Как прикажете, гсжа.

Я кивнула, собралась было отдать последнее распоряжение насчёт скрипучей цепи, однако передумала.

Может, это и не придавало Колдширу фешенебельности, но в качестве «дверного звонка» служило отлично. Так что пусть пока скрипит: вдруг ещё пригодится?

Я отпустила Лили перед садом: у неё были свои обязанности, а для прогулки по вымощенным диким камнем дорожкам компания не требовалась. Так что служанка вернулась в замок, а я неторопливо побрела мимо старых, раскидистых черешен и яблонь, мимо тисов и падубов, мимо кустов вроде бы роз или шиповника, но без единого бутона на ветках. Мимо приподнятых клумб с лавандой, фиалками, календулой, колокольчиками, наперстянкой, ещё какими-то цветами, названий которых я не знала. И снова в голове крутилась фраза про былое величие: да, за садом ухаживали, но было видно, что сил на всё не хватало. И потому из клумб кое-где торчали сорняки, кусты давно просились под стрижку, а многие деревья — под обрезку.

— Надо будет вами заняться, — пробормотала я, ласково коснувшись блестящих листьев падуба.

Налетевший ветерок зашуршал листьями, словно деревце соглашалось со мной.

— Вот только разберусь немного с делами, хорошо? — пообещала я.

И резко развернулась, услышав за спиной шорох чужих шагов.

— Доброго утра, госпожа.

Подошедший ко мне старик был высок, как каланча, и худ, как щепка, отчего показалось, будто почтительный поклон переломил его пополам.

— Доброго.

Я улыбнулась, гадая, сколько ему могло быть лет. Семьдесят? Восемьдесят? Очень уж медлительной была его речь и осторожными — движения. А длинная, до середины груди, борода и заплетённые в косицу волосы белизной могли сравниться с кучевым облачком, зацепившимся за шпиль северной башни.

— Вы Оливер?

Обратиться к старику на «ты» у меня просто язык не повернулся.

— Да, госпожа. — Новый поклон. — Счастлив приветствовать вашу светлость в Колдшире. Желаете ли осмотреть сад?

И хотя я, в принципе, уже всё видела, отказать Оливеру не смогла.

И не пожалела. Старик оказался прекрасным рассказчиком — может, ещё потому, что мне была близка тема садоводства. Речь Оливера текла плавно и неспешно: он рассказывал о цветах, деревьях, кустах, как иные люди не говорят о своих родных. Я узнала, что кустики ночных фиалок пришлось пересадить не один раз, пока удалось подобрать для них хорошее место. Что в старую яблоню когда-то попала молния, но Оливер выходил чудом уцелевшее деревце, и оно ещё много лет радовало всех вкусными плодами. Что оплетавший крепостную стену виноград три года назад поразила неизвестная болезнь, и пришлось долго биться, пока не получилось кое-как её победить.

— Вы пробовали бордоскую жидкость? — заинтересованно спросила я. — Отличное средство от всякой гадости.

На лице старика отразилось удивление.

— Бордоскую жидкость? Простите, госпожа, впервые слышу это название.

— Раствор медного купороса в известковом молоке, — расшифровала я, однако, судя по виду Оливера, понятнее, о чём речь, ему не стало. — Хорошо, дайте мне несколько дней, и я покажу вам, как её готовят. Или даже, — ко мне пришла новая идея, — попробуем бургундскую жидкость. Она не так видна на листьях, а ещё ей хорошо обрабатывать розы перед укрытием на зиму.