– Зачем вам это?

– Ты сводишь меня с ума, сладкая. Ты первая, кто выдержал мою арис две недели и при этом не сломался. Ты особенная… для меня.

Я не понял, как, но теперь сам стоял перед ней на коленях. Просто иначе не мог. Заглядывал в глаза. Боялся, что отвергнет, не хотел ничего делать силой. А смог бы вообще?

– Только скажи «да», и я выполню все, что только попросишь.

– И отпустите, когда попрошу?

– К нему?! – внутри вновь взвилась тупая злость. А ведь я ее поборол, казалось.

– Просто, куда бы то ни было. Я ведь уйду когда-нибудь, исчезну. Обещайте, что отпустите и не станете искать.

– Хорошо, – солгал, но как иначе?

С клеймом она сама не сможет без меня.

– А теперь мне нужно твое согласие, – сказал, и в руку упал раскаленный штырь.

– Я боюсь, – поморщилась Талья. – Будет очень больно?

– Очень. Но я отвлеку, обещаю. Ты просто не думай. Все будет быстро, а потом я заглажу свою вину, всю ночь напролет буду выполнять любую твою прихоть.

– И даже согласитесь на проявление нежности? – в ее глазах загорелся очередной огонек. Снова вызов…

Я сглотнул. Знала бы она, как эти слова возбуждали.

– Я готов стоически терпеть любую гадость. Главное, чтобы с тобой.

– Так говорите, будто в любви признаетесь, – фыркнула она, но словно прочитала что-то на моем лице, и только зародившееся веселье испарилось. – Кхм, простите.

– Ответ, – сказал я, до сих пор стоя на коленях, и перед кем, перед девушкой, помеченной Давиром.

И пусть я буду вторым, зато единственным. Кто сказал, что она к нему когда-нибудь вернется?

Нет, вернется, но!..

– Хорошо, да, – прервала она поток моих кровожадных мыслей.

Аделар целовал. Долго, с упоением, осторожно сминая мои губы. Его руки осторожно скользили по шее, плечам. Видимо, другого способа отвлечь он не нашел, но я все равно не могла не думать о предстоящем. Ждала боли. Не понимала, зачем согласилась…

Просто он так смотрел, просил. Будто это было единственное, что ему нужно в жизни. Словно ему нужна только я!

Во время разговора мне показалось, что Аделар чувствовал ко мне нечто глубокое, теплое. Не простую симпатию – нечто серьезное, непостижимое. И стоит ему открыться самому себе – снесет всех вокруг, и меня в том числе. Меня особенно!

Потому что залюбит. Залюбит так, как будто ничего перед этим не делал, окончательно привяжет к себе, а я не железная, поддамся.

Ему вообще было сложно противостоять. Я продолжала чувствовать себя малолеткой рядом с кумиром. Ловила слова, редкие улыбки. Наслаждалась даже в моменты, когда следовало бы замкнуться и горевать. Но он такой страстный, неудержимый, очаровательный в своей агрессии. И ведь ни разу боли не причинил. Да, унижал поначалу хлесткими фразами, безмерно злил, но потом изменился. Стал осторожнее, внимательнее. Не сразу уходил, после очередной близости подолгу лежал со мной на узкой кровати и обнимал.

Наверное, не будь это камера, то даже ночевал бы рядом.

А сейчас…

Я вздрогнула от прикосновения к лопатке, почему-то холодного, едва не ледяного. Зашипело. Потянуло гарью. Присутствовало четкое понимание, что происходит, но я терялась в собственных ощущениях, уже готова была кричать.

– Тише, все, уже все. Сейчас пройдет. Давай я отнесу тебя обратно, нанесу заживляющую мазь, – горячо шептал Аделар, вытирая мои сухие щеки.

– Не было боли, – озадаченно произнесла я.

– Да? – поразился мужчина.

– Это что-то значит?

– Конечно, моя сладкая девочка, многое, – внезапно заулыбался он и подхватил меня на руки.

– А что, если не секрет?

В глазах короля плескалось что-то, похожее на счастье. Он не скрывал своей радости. Быстро шел. Занес меня в уютно обустроенную камеру, поставил на ноги, поцеловал. Снова и снова, словно хотел поделиться своими эмоциями, благодарил. Губы, щеки, глаза, нос и опять губы.

– Теперь ты точно моя, только моя. Я тебя не отдам ему, тигрица.

Я отстранилась. Посмотрела на него строго, даже грозно, хотя не была уверена, получилось ли задуманное в полной мере. Уж слишком Аделар выглядел довольным и заражал своей радостью меня.

– Требую объяснений! – все же сказала я строго.

– Талья, сладкая моя, – мужчина не слышал меня.

Прижимался к щеке носом, вдыхал шумно и долго, будто наслаждался моим запахом, покрывал поцелуями шею, ключицы. Казалось, был абсолютно пьян и сам не понимал, что творил.

Медленно раздевал. Гладил, ласкал, не пропускал ни миллиметра моей оголенной кожи. И шептал, шептал. То, какая я красивая, сладкая, что ему очень повезло со мной, какая хрупкая, маленькая. Называл тигрицей, своей девочкой. И не прекращал целовать. Правда, на мои вопросы не отвечал и пропускал мимо ушей требования.