Шрифт:
Я растерянно оглядел детали вокруг.
Книги, журналы, много канцелярских принадлежностей, в основном, для рисования: баночки с краской, бумажные рулоны, мольберт, кисти… А еще стопки одежды, сувениры, косметика, посуда, электрический чайник, стилизованный под самовар…
– Это ж как долго надо ехать, – говорю, – чтобы так обжить помещение!
– А что тебя смущает? – спросила Черри с интересом.
– Здесь будто кто-то живет на постоянной основе. Уж больно много всякой всячины.
– Надо же, какой смышленый… – покачала головой Черри. А потом рассмеялась: – Ну, коли я позвала в гости, догадайся, кто тут живет!
Я только сейчас обратил внимание, что Черри снова выглядит, как раньше. Розовая шерсть, хохолок с челкой, джинсовая курточка, часики, брошь в виде пары вишенок…
Вне помещения живут своей жизнью глухие голоса и шаги.
– Проводницы с пассажирами не заглядывают? – спросил я, мотнув головой в сторону двери.
Пушистый розовый хвост указал туда же.
– А ты глянь.
Я посмотрел в ту сторону и увидел, что там нет никакой двери. Вместо нее висит зеркало в красивой раме.
– Дверь за зеркалом, – поясняет Черри, – и она запаяна. Войти нельзя, только через окно… А купе арендовано на много-много лет вперед. Билеты в него не продают.
– Ух, как все серьезно! – восхитился я.
– А то! Чай будешь?
– Не откажусь.
Спустя некоторое время мы расселись у окна на нижних полках друг напротив друга, приняв человеческие формы. Стол между нами занят корзиночками, в одной горка печенья и пряников, друга блестит конфетными обертками и сахаром мармелада. Рядом блюдце с бутербродами: сыр, копченая колбаска, свежий огурец и лист салата.
Пока я жевал и прихлебывал ароматный чай с травами и ягодами, Черри развлекала меня рассказами о забавных случаях, которые наблюдала на вокзалах и поездах.
В людском обличии она оказалась солидного возраста женщиной невысокого роста и плотного телосложения, во многом похожей на свою кошачью версию. Розовые волосы, притупленные черты лица, стильная джинсовая курточка…
Я, наконец, отставил в сторонку серебряный подстаканник в виде белки, по пальцам и губам шуршит салфетка.
– Подкрепился? – говорит Черри. – Вот и славно! А теперь рассказывай, зачем пожаловал. Но…
Протянула мне небольшой белый прямоугольник.
– …я хочу, чтобы ты, пока будешь говорить, рисовал, – закончила она.
Прямоугольник оказался холстом, натянутым на раму. Черри быстро повозилась на столе, передо мной оказались акварельные краски, чаша с водой и кисточка.
Я растерялся.
– Э-э… что рисовал?
– Да что угодно! – говорит Черри добродушно. – Первое, что придет на ум!
– Но я не умею…
Черри махнула рукой.
– Да это и не нужно! Рисуй, как получается, любые каракули, и не переживай о качестве. Представь, что ты пятилетний ребенок. Детей ведь не заботит художественная ценность, они играются. Просто рассказывай и рисуй. Отпусти себя. Пусть рисует подсознание.
Я взял кисточку.
– Эм… Ну ладно.
Первую минуту было непривычно действовать на два фронта – пытаться что-то изобразить и в то же время излагать цель визита. Я начал с оранжевой краски. В голову не пришло ничего лучше, чем заполнить центр холста изогнутыми мазками, расположенными по кругу. Вышло нечто, похожее на цветок с закрученными лепестками и белой сердцевиной. Затем я перешел к желтой краске, и «цветок» оброс вторым, наружным слоем таких же кривых «лепестков». Так, краска за краской, от теплых тонов к холодным, появлялись новые кольца, холст заполнялся, а я успел не только выложить идею насчет ловушки для Блики, но и предложить Черри принять участие, помочь подруге в бою против безумной азиатки. Когда края холста захватил темно-лиловый, почти черный оттенок, я подвел к тому, что Блика крайне мстительна. Она может в любой момент нагрянуть и к самой Черри, чтобы поквитаться за ящера.
Хозяйка купе жестом попросила у меня картину, я передал. В ее ладони возникли элегантные очки с цепочкой, оправа оседлала переносицу.
– Хм… Любопытно.
Я не понял, что именно она оценила – мои художества или мое предложение.
Черри повернула картину ко мне и ласково, будто обращаясь к ребенку, спросила:
– Как думаешь, что это?
Я пожал плечами.
– Понятия не имею. Просто мазал первое, что приходило в голову, как ты и просила.
– Мне приятно, что ты прислушался к моей просьбе. Как считаешь, почему пришло в голову первым именно это, а не что-то другое? И вообще, на что это похоже, есть идеи?
– Ну-у…
Я почесал подбородок.
– …похоже на какой-то вихрь.
– Верно! – тут же с азартом подхватила Черри. – Вихрь! Воронка! А теперь не помешало бы чуточку деталей. Рассмотри без спешки, опиши этот вихрь. Какой он? Что делает?
– Э-э… Ну, этот вихрь, он… вращается, затягивает в себя что-то… или кого-то… Наблюдателя.
– То есть, тебя?
– Ну, да. И он такой яркий, разноцветный, как радуга…
– Вот! А почему разноцветный? Почему ты не выбрал одну-две краски, а использовал всю палитру? И почему начал именно с оранжевой?