Карри уверенно плывет в пестром людском море, ухитряясь не задевать ни туристов, ни местных жителей. Сама она тоже преобразилась. Теперь, как и многие здешние горожанки, закутана в кокон простыней. Совсем как жена какого-нибудь султана. Впрочем, зеленый цвет тканей очень подходит изумрудам ее глаз.

– Где мы?! – спросил я, задрав к ней голову.

Моя проводница прикрыла нижнюю часть лица узорчатой маской, по ее нижнему краю рядком висят и позвякивают янтарного цвета камушки. Сквозь полупрозрачную ткань я заметил улыбку.

– Понятия не имею, – ответила Карри и подмигнула.

Я сбит с толку этим признанием. Красочная суета вокруг, воспользовавшись моим ступором, беспрепятственно проникает в мои уши и глаза. Мимо нас успели пронестись пара велосипедов и резвый ослик с двухколесной повозкой, прежде чем я выдал:

– Как это?

Снова выкрутил шею и, глядя на Карри, добавил:

– Ты что, не была здесь ни разу?

Янтарные бусинки около ее подбородка постукивают друг о дружку, рождая волнистый перезвон.

– Была. Наверное… Скорее всего.

– И все равно не знаешь?

– Эх, котик… Слишком много в тебе человека.

Древние плиты площади, повидавшие, наверное, еще каких-нибудь крестоносцев и сарацин, мелькали перед моим потупившимся взором. Меня привел в чувство проехавший рядом мотоцикл с прицепом из клеток, в них кудахтали и хлопали крыльями куры. Перышко кувыркнулось в воздухе, щекотнуло меня по носу, и я чихнул. Карри, держа меня на предплечье, идет вдоль стены фруктов одной из бесчисленных торговых палаток. Взяла мандарин, понюхала с явным удовольствием, между ней и продавцом случился обмен приветливыми репликами на незнакомом мне языке, Карри вернула плод на место и побрела дальше.

– Как мы смогли возникнуть в такой толпе? – спрашиваю я. – И почему я все еще могу разговаривать по-человечьи на глазах стольких людей?

– Проще простого, котик, – отвечает Карри, почесывая мне макушу. – Оказаться в слишком людном месте так же легко, как и в совершенно безлюдном. Когда народу через край, никто не заметит чье-то внезапное появление или исчезновение. А если и заметит, тут же забудет. Здесь ни на чем нельзя удерживать внимание долго. Суеты больно много, глаза разбегаются… Со звуком то же самое. Этот шум! Свою-то речь разобрать трудно, не то что чужую…

– Ясно, возьму на вооружение, – отозвался я. Потом оглядел цветастую рыночную жизнь и спросил: – А что мы забыли на базаре? Хочешь прикупить какую-нибудь миленькую брошь? Ты и без нее вполне смотришься. И вообще, я украшаю в сто раз лучше всяких там экзотических побрякушек с окраин мира.

– Кто бы сомневался! – рассмеялась Карри.

Мне досталась новая порция приятных почесушек. Пока зеленые ногти, расписанные узорами в виде жилок листьев, пробирают до мурашек мою спрятанную в шоколадный мех кожу, Карри вещает:

– На самом деле, мы сочетаем приятное с полезным. Во-первых, я выгуливаю тебя, брошка ты мохнатая, мир показываю. Ты, небось, только по чужим квартирам скакал? Обчищал кухни и лез в постели одиноких домохозяек.

– Ну, не прям всегда…

Карри хихикает.

– Знаем-знаем, не отпирайся! Нормальное поведение замордованного бытовухой обывателя, дорвавшегося до свободы. Какие уж там путешествия в неизведанное. Хоть бы пузо набить, девочку потискать да выспаться, чтоб никто не трогал… Простые человеческие радости. Не нужно стыдиться.

– Да какой уж там стыд, – говорю, припоминая наши с Ластом диверсии в чужие жилища. – Это же кайф! На работу ходить не надо, еда бесплатная, ночую, где хочу. И с кем хочу. Без всяких последствий… Красота! Другое дело, что хватило недели такой жизни, чтобы пресытиться и начать ломать голову философской ерундой типа «а что же дальше?». Как-то быстро. Думал, буду кутить несколько лет минимум…

– Когда мучает жажда, – изрекает Карри в духе восточных мудрецов, – кажется, что выпьешь океан. Но не хочется уже после пары кружек.

Я не устаю крутить головой, глаза поедают мельтешащие, как пчелы, детали, мозг превратился в ненасытный желудок под названием «любопытство». Магия ночи преобразила толпу, которую вообще-то терпеть не могу, в волшебный танец призраков. Сумрак окрасил таких разных всех в некий единый оттенок, и теперь сборище туристов со всего мира с примесью аборигенов кажется чем-то цельным, как цветные ворсинки ковров, что продаются здесь на каждом шагу, собираются в одну картину.

Я кое-как отвлекся от хоровода вещей и спросил: