«Пядь — это чуть меньше двадцати сантиметров. То есть средний рост местных жителей — около ста семидесяти сантиметров. Девчонки подтверждают это: женщины всегда пониже, а они примерно сто шестьдесят — сто шестьдесят пять сантиметров!».

— То есть сам представь — когда местную провинцию захватили твои родичи, они представлялись всем настоящими великанами! — продолжал рассказ маг.

— Ага… так что там с орками? — напомнил Кан Филипу.

— А что с ними? Кочевники — примерно, как местные. Но плечами все же пошире будут. Ездят они на волках.

— На волках? — удивился Каннут.

— Ну да… они, эти волки, у них и как верховые животные, и как охрана, и как подспорье в бою.

— Эти волки… они что — велики ростом?

— Ты бычка годовалого на дворе в таверне видел? Вот — примерно такие же! — кивнул Филип.

«Вот ни хренаж себе! Там бычок явно не ниже полутора метров. Страшно представить, что с человеком может сделать такая серая «собачка», доведись ему попасться ей на пути!».

— А как они сами с этими волками справляются?

— Да я почем знаю? Говорят, что эти волки живут у них в племенах чуть ли не веками. И что бабы орочьи вместе со своими детьми выпаивают волчат своим молоком. Или — наоборот — волчицы выкармливают орчат своим молоком? Здесь я не уверен, что правильно понял рассказы! — засомневался маг.

Филип о чем-то задумался, а Кан принялся крутить головой по сторонам, с интересом и некоторым восторгом подмечая сценки окружающего мира: птиц, щебет которых не стихал в ушах; белку, промелькнувшую в ветвях деревьев; какого-то большого жука, который с деловитым и басовитым жужжанием пролетел перед мордой его лошади.

Плехов, с тех пор как пришелв себя в теле этого мальчишки, с некоторым неудовольствием замечал, что подчас эмоции пацана превалировали над его рассудком тридцатилетнего мужчины. Какой-то чересчур живой интерес ко всему, что окружало его на постоялом дворе: искреннее веселье от забавных бытовых сценок, желание быстро и сразу постичь все, что происходит вокруг. Даже смущение от вида девчонок, которые, в свою очередь, не особо-то смущаются присутствия других людей, работая в таверне.

Плехов вспомнил, как неловко получилось, когда «залип» при виде Агнесс, старательно намывающей полы в номере. Принеся девушке чистой воды в ведре, он увидел, как та, низко наклонившись, оттирает что-то на полу. Задранный для удобства подол ее юбки открывал красивые, стройные ноги вплоть до… Да, «вплоть до»! И очнулся он от тихого смеха девушки.

— Кан! Ну, хватит уже разглядывать мои ляжки и задницу! — пропела девчонка, — Ты меня смущаешь! И работа стоит…

Плехов встряхнулся от воспоминаний.

«М-да… а с этим надо что-то делать! Это смущение — оно здорово мешает. И ведь сами девчонки нимало не смущаются и постоянно посмеиваются над его реакцией на них! Вроде бы можно и попробовать, так как желания присутствуют вполне отчетливо. И девчонки вроде бы не против — подшучивают над ним беззлобно, посмеиваются и переглядываются. И не только Агнесс и Вита, но и Криста с Миленой. Те вообще, судя по поведению, бляди те еще! Надо эти дела как-то решать. Только вот Вита меня несколько тревожит — очень уж откровенно она краснеет при виде Кана. И ласковая какая-то. Чересчур! Влюбилась, что ли, в парня?».

Он уже не раз раздумывал над непонятной ситуацией с возрастом Каннута — вроде бы ему всего двенадцать, но ростом он вполне с того же Йорга и Гривса. Даже повыше будет! И Седрика — заметно выше. И окружающие к нему относятся как к взрослому парню, а не как к мальчишке.

Так, в молчании и размышлениях, они продолжали неторопливо ехать по лесной дороге.

Да, теперь — по лесной. Ибо вокруг давно уже стоял вековой лес. Именно — вековой, потому как Плехов пораженно разглядывал окружавшие дорогу деревья-великаны. Что это за порода деревьев, он понять не мог — по серым, довольно гладким стволам в два обхвата было не разобрать, а кроны деревьев возвышались над землей метрах в тридцати, не менее. То есть и листьев было не разглядеть. И ботаник из Плехова был, честно сказать, хреновый!

— Филип! А как называются эти величественные деревья? — спросил он мага.

— Герсус! Местные зовут их герсус. У меня на родине их называют робль. Хорошая древесина, крепкая. Она много где используется. Даже корабли из досок делают. Только растет очень долго! — откликнулся маг.

Кан съехал с дороги и спрыгнул с лошади. Попинал ногой старые, прошлогодние листья.

«Блин! Да это же дубы! Вот же листья. И желуди в траве встречаются!».

Между тем маг, дождавшись его на дороге, добавил:

— Именно из какой-то породы роблей, эльфы вывели свои знаменитые меллорны.

— Вот как? Не знал. Я думал, что там вообще какие-то другие деревья. Они же вроде бы желтолистые? Ведь еще говорят: золотые леса меллорнов?!

Филип засмеялся:

— Ну так и эти, подожди месяца три, станут золотыми. Осень, мой друг! Просто осенью все деревья желтеют.

— Х-м-м… а я думал, что меллорны всегда золотые! — почесал затылок Кан.

— Ерунда. Это ты, видно, слышал от того, кто увидел их именно осенью. А ума у глупца не хватило понять, что просто деревья пожелтели перед зимой.