— Это почему так? Ведь вроде бы — это же отличный способ зарекомендовать себя перед нынешней властью? — удивился Кан.

— Да это только так кажется. Для того, кто не знает всех перипетий отношений между вольными баронами. Видишь ли… бароны между собой грызутся постоянно, это так. Но и определенных границ они не переходят. Устроить свару за какой-нибудь кусок земли — это здесь в традициях. Угнать стадо скота у соседа — доблесть. Даже стычки между дружинами бывают. Но! По серьезному, до гибели кого-нибудь из владетелей — редко когда доходит. У них здесь постоянно какие-то союзы, договоры — с кем дружим, а с кем воюем. И союзы эти меняются через два года на третий. Договоры расторгаются, а вчерашние враги идут вместе грабить соседа. Но штурмов замков практически не бывает — соблюдают равновесие. Если один совсем сгинет, это же значит, сосед его возвысится?! А кому это надо? Вот если извне кто-то посягнет — тогда они объединяются и сладить с ними непросто!

— А как же тогда мой дед сумел здесь поставить себя? — почесал затылок Кан.

— Х-м-м… я думаю, что нордлинги сюда пришли уже изрядно ослабленные войной с провинциями. И не стали задирать этих лесных баронов. А твой дед? Ну — в рамках здесь принятого — поддал одному, отвесил тумаков другому. А со временем, похоже, бароны приняли его вроде как за своего. Но при восстании вмешиваться не стали. И даже Зальм, твой зятек, получается, отсиделся в стороне. Бьёргсоны — они вроде бы и свои уже были, тоже лесные бароны, но — нордлинги! То есть — не совсем свои, а тогда — зачем вмешиваться?

— Вот суки! — прошипел Каннут.

— Согласен! Да, некрасиво поступили бароны! — кивнул Филип.

— А за этими… Брегетсом и Зальмом — дальше на север — кто? Или — что? — немного успокоившись, продолжил пополнять знания по местной географии и политэкономии Кан.

— Дальше? Дальше еще примерно на месяц пути, всё земли баронские. А потом — юг Алемании, маркграфство Саксония. Потом — маркграфство Боша, и уже у самых северных гор — маркграфство Швабия.

Маг немного задумался и потом сказал:

— Надо с Седриком посоветоваться… Сдается мне, что твой алеманский больше швабский напоминает, а не саксонский. Знающие люди могут почуять. Нехорошо может выйти.

Но Каннуту вопросы особенностей алеманских диалектов были неинтересны. По крайней мере — сейчас неинтересны. Больше его раздражала его неспособность вмешаться в складывающиеся дела и поставить на место соседей. И пусть статус его — никто и звать никак, но… что-то в глубине душе царапало и не давало махнуть рукой на разграбление этой деревушки. Плехов понимал, что, кроме статуса, имеется еще и его полная неспособность физически противостоять набегам. Не воин он. Как часто писалось в различных книгах: вот если бы «калаш» в руки, да гранат побольше! Вот тогда бы он им — ух! А меч, копье, топор — для него красивые железяки. Пока так!

Поэтому ныло в душе и свербел в руках — как можно быстрее овладеть имеющимся арсеналом здешнего оружия!

«М-да… как можно быстрее овладеть. Вот прямо вот так: раз — и овладел! Люди с мечом упражняются с детства, и то далеко не все овладевают в должной мере. Но… а что делать? Как говорил когда-то давно один вождь: «Учиться военному делу надлежащим способом!». Иначе какой-нибудь местный бродяга ткнет ножиком в пузень, и все — сон кончился! Гейм, как говорится — овер! И никакого — ту биконтиньет!».

Лощина и впрямь была очень симпатичной и приветливой деревней. Точнее — селом! Расположенное на невысоком холме над рекой село было немаленьким: несколько довольно длинных улиц, да еще и переулки имеются. Ухоженные дома, где, кстати, вперемешку со старыми бревенчатыми постройками, имелись и новые фахверковые дома переселенцев; чистые и обработанные огороды; добротные надворные постройки; красивые цветники в палисадниках домов переселенцев; многочисленные деревья перед и за домами — все это создавало очень уютную и симпатичную картину. К общему впечатлению привлекательности села дополнением шли и большие поля, которые тянулись от села вправо и влево вдоль реки. Поля эти были неширокими, но длинными, скрывающимися за поворотами реки и леса довольно далеко от околицы.

Филип тоже повеселел и послал своего коня легкой рысцой, кинув Каннуту:

— Догоняй!

Староста села былеще нестарым, крепким мужиком, с веселой хитринкой в глазах. Приветливо встретил их и сразу повел за стол, велев какому-то парню принять и обиходить лошадей.

Кан с любопытством осматривался в доме старосты. Это был именно фахверковый дом, из чего следовало, что и сам староста — из пришлых, не из коренных жителей села. Столовая, а именно так стоило окрестить ту комнату, куда их пригласили, была довольно большой и светлой. Длинный стол, покрытый светлой скатертью с вышитыми узорами; не лавки, не табуреты, а стулья у стола; посуда, не простая глиняная, а светлая, вряд ли фарфоровая, но фаянсовая — точно; тканевые шторы на окнах — все свидетельствовало об очень неплохом достатке именно этого дома.

Староста, которого маг называл Ильком, поглядывая с любопытством на Каннута, завелразговор типичный для селян — виды на урожай, здоровье скота и его приплод и прочую не очень интересную для парня мутотень. Кушанья за столом им подавала молодая симпатичная девушка, которая — шок для сновидца — была светловолоса! Очень миловидная и стройная, она привлекала внимание не только цветом волос, но и улыбкой, которая нет-нет да мелькала на ее губах. А еще — ямочками на щечках, которые так мило вырисовывались при каждой ее улыбке.