Далее шло красочное описание её стычки с разъярённым петухом и спасения кузнецом Фролом, интервью с родителями алхимика Зарецкого, впечатления от тренировки с «Валькириями» и эмоциональный рассказ итальянского доктора. Всё это перемежалось фотографиями с безупречно подобранными фильтрами.

Я почувствовал, как щёки начинают гореть. Этот слащавый текст был полной противоположностью моему характеру, и тем не менее, он мог сработать — девицы из высшего общества наверняка будут обсуждать «таинственного воеводу» на своих чаепитиях. А положительное внимание аристократии могло сыграть на руку в получении статуса Марки.

Статья Дарьи Самойловой была наиболее сбалансированной. «Правда об Угрюме: развенчание мифов» — гласил заголовок. Профессиональная журналистка методично опровергала все обвинения, выдвинутые против Угрюма.

«Никаких следов рабского труда, секс-культа или, тем более, людоедства обнаружено не было. Напротив, все жители имеют собственные дома, земельные наделы и свободу передвижения. Три старосты соседних деревень подтвердили, что объединение с Угрюмом было добровольным решением, принятым на общих собраниях».

Она привела экономические расчёты, показывая, что уровень жизни в Угрюме стал значительно выше среднего по Пограничью. Описала систему торговых связей, образовательную программу школы и медицинское обслуживание под руководством венецианского доктора.

«Неудивительно, что с такими условиями Угрюмиха стала магнитом для жителей окрестных деревень. Вопрос в том, почему княжества не смогли обеспечить такой же уровень жизни и безопасности в Пограничье, учитывая имеющиеся у них ресурсы?»

Когда я закончил читать и поднял на Полину взгляд, она произнесла:

— Впечатляет, не правд ли? Особенно от Листьева, который обычно не упускает случая пнуть аристократов.

— Мне кажется, я недооценил эту цветастую компанию, — я не мог сдержать улыбку. — Думаю, эти публикации решат проблему с набором людей. Желающих присоединиться теперь будет больше, чем мы сможем принять.

— А князья? Разве они не воспримут это как вызов?

Я покачал головой:

— Возможно, но прямо сейчас им будет не до нас. Веретинский занят внутренними проблемами после истории с Сабуровым и подготовкой к Гону. Терехов погряз в скандале с нелегальными лабораториями. Оболенский от нас далеко и даже лучше, если станет воспринимать всерьёз, не как просителя, а как союзника.

— Надеюсь… — надула губки Белозёрова. — А материалы о Гоне, — она кивнула на стопку документов, — нашёл что-нибудь полезное?

— Поиск запутывает больше, чем проясняет, — я потёр переносицу. — Появляются странные разведчики перед основной волной, некоторые поселения волна обходит стороной без объяснимых причин, а у людей, переживших близкий контакт с Бездушными, развивается способность предчувствовать приближение следующего Гона.

— Что будешь делать дальше?

Я взглянул на бумаги, разложенные на столе:

— Продолжу свои изыскания.

Я поднялся из-за стола, ощущая приятную усталость. День оказался продуктивнее, чем я ожидал. Публикации создали благоприятный образ Угрюма, а исследование Гона, хоть и запутанное, дало несколько интересных направлений для дальнейшего поиска.

В последующие дни я погрузился в изучение архивных материалов. Чем больше я читал, тем сильнее удивлялся различиям между Гоном в моём прошлом мире и здесь. Информация была фрагментарной, противоречивой и зачастую сбивала с толку.

— Ещё один отчёт о «разведчиках», — я протянул Полине пожелтевший лист из папки военного госпиталя. — Третий случай упоминания о них из разных источников.

Полина пробежала глазами документ, хмуря брови:

— Выходит, перед основной волной действительно появляются одиночные наблюдатели? Не слишком ли это… организованно для бездушных тварей?

— Именно этот вопрос меня и тревожит, — я потёр виски. — А ещё эти сведения о деревнях, которые Гон обходит стороной. Никакой закономерности. Ни размер поселения, ни ландшафт, ни система укреплений.

— Может, дело в людях? — предположила Полина. — Или в чём-то, что они делают?

Я вспомнил рассказ Корнеева о людях с особой чувствительностью к приближению Гона.

— Нужно найти таких людей. Опросить их. Выяснить, что именно они чувствуют перед Гоном.

Через несколько дней разрешилась ситуация с Большелапоффым, и его магазин перешёл в моё владение вместе со складом, забитым никому не нужным Сумеречником. Я стоял посреди пустого торгового зала, размышляя о дальнейших планах.