Шрифт:
Лицо Елецкого начало наливаться краской.
— Вы очень самонадеянны, боярин. Однако даже одарённый маг бессилен против системы. Ваш маленький бунт обречён. Поверьте, я знаю, о чём говорю, — он понизил голос до шёпота. — Гильдия Целителей не привыкла прощать подобные оскорбления. Ваше захолустье сметут с лица земли, а вы потеряете всё, что вам дорого… — его взгляд на миг переключился на Полину и вновь вернулся ко мне.
Я шагнул ближе, так что наши лица разделяли считанные сантиметры.
— Знаете, боярин, — сказал я тихо, — в моих краях чрезмерное самомнение считается признаком глупости. А прятаться за спинами «влиятельных покровителей» — признаком трусости. Когда настанет Гон, я буду защищать свой народ с оружием в руках. А где в это время будете вы? За спинами наёмников, дрожа от страха?
Осокин-старший слегка приподнял бровь, наблюдая за нашей перепалкой с холодным интересом.
— Высокомерие провинциального выскочки, — процедил Василий Григорьевич. — Думаете, вы неуязвимы? Всё, что у вас есть — это жалкая деревенька в Пограничье и горстка оборванцев, играющих в солдат. Вы живы лишь потому, что никто ещё не решил всерьёз вами заняться.
— А вы живы лишь потому, что ни у кого не нашлось достаточно крупной мухобойки, — парировал я. — Знаете, в чём разница между вами и мокрицей? Мокрица хотя бы честна в своём стремлении прятаться. Интересно, на что вы способны сами, без ваших покровителей?
Его лицо исказилось от ярости.
— Вы… — он задохнулся от гнева, потом внезапно успокоился и улыбнулся. — А ведь я понял, откуда такая дерзость. Это всё ваша безнаказанность. Вы думаете, что можете творить что угодно — нападать на мою собственность, похищать моих подопечных, угрожать мне… Князь Оболенский слишком мягок с вами, но не все будут столь снисходительны.
Он сделал паузу, а затем добавил с нарочитой небрежностью:
— Кстати, как поживает матушка вашей спутницы?, — лицемерная ухмылка Елецкого стала шире. — Говорят она уехала за рубеж, чтобы поправить здоровье… Что же это интересно за дом умалишённых такой, если для лечения в нём нужно пересекать границу?.. И как посмотрят на эту информацию в высшем свете?..
Белозёрова ахнула рядом со мной. А я ощутил, как внутри поднимается волна ледяной ярости. Одно дело угрожать мне — совсем другое втягивать в это Полину.
— Вы забываетесь, боярин, — отрезал я.
— О, это только начало, — Василий Григорьевич наклонился ближе. — Вы ещё не знаете, на что мы способны. Ваша жалкая деревушка разлетится как карточный домик, а ваши друзья… Что ж, я лично прослежу, чтобы Поляша получила особый уход в моей новой лечебнице. Может быть, я даже лично навещу её пала…
Моя рука действовала быстрее мысли. Звук пощёчины эхом разнёсся по залу, заставив ближайших гостей обернуться. Голова Елецкого дёрнулась в сторону, и он не смог устоять на ногах, повалившись на пятую точку. На щеке отпечатался яркий след моей ладони.
— Вызываю вас на дуэль, — произнёс я, чеканя каждое слово. — За оскорбление чести дамы, находящейся под моей защитой.
В глазах Елецкого несмотря на боль промелькнул триумф, а Осокин едва заметно улыбнулся.
Глава 20
Елецкий, держась за щёку, медленно поднялся на ноги. На его лице отпечатался яркий след моей ладони, но губы растянулись в триумфальной ухмылке.
— Вызов принят, боярин Платонов, — произнёс он громко, чтобы услышали все собравшиеся вокруг гости. — Я с радостью научу вас манерам.
Краем глаза я заметил движение возле главного входа. К нам быстрым шагом приближался сам князь Оболенский, его взгляд не предвещал ничего хорошего. Суровый и недовольный, Матвей Филатович сверлил меня укоризненным взглядом.
Несколько дней назад Трофимов передавал, что князь получил сведения о готовящейся провокации и предупреждал меня не вестись на неё. А теперь для Оболенского всё выглядело так, будто я проигнорировал его добрый совет и глупо угодил в западню. Однако у меня имелся свой план, о котором князь не знал.
— Что здесь происходит? — холодно поинтересовался Матвей Филатович, окидывая взглядом всю компанию.
— Ваше Сиятельство, — Елецкий отвесил почтительный поклон, — боярин Платонов нанёс мне публичное оскорбление действием. Я принял его вызов на дуэль.
Я заметил, как Леонтий Осокин, стоявший рядом с Елецким, слегка поморщился и потёр живот. Мелькнувшее на его лице выражение дискомфорта исчезло так же быстро, как и появилось.
— Согласно правилам, — продолжил Василий Григорьевич, выпрямляясь во весь рост и глядя на князя, — как оскорблённая сторона, я имею право выбрать оружие и место поединка.