У нас намечался прогресс. Он вывел меня из себя не через пять минут, а через пятнадцать. Я же не раз объясняла ему, что предпочитаю прятаться, а не вот это все. И ведь моя тактика оказалась верной. Как только он вытащил меня на свет, тут же начались неприятности.

— Просветите меня, сэр Эллиот, будьте так любезны. Как вышло, что вы готовы платить любые деньги, — подкупить моего слугу, и, если понадобится, докторов, которые будут оказывать первую помощь, — но все равно держать меня в доме? С чего вы взяли, что я не сознаю, как сильно влипла? Почему — клятье! — шрам до сих пор ноет, и мне хочется приложить руку к вашей груди, чтобы он успокоился?

Он нагнал меня, когда я обогнула стол и преодолела единственную ступеньку, отделявшую нас от общего зала. Подхватил, как пушинку, и понес на выход, прижимая к себе.

— Здравствуйте, леди Глория. Передавайте привет тетушке.

— Добрый вечер, лорд и леди Сильвербоун. Наконец-то кончились дожди. Не пропускайте вечерние прогулки, как вам прописали в санатории.

Он поздоровался по меньшей мере еще с четырьмя демонами, а происходящее объяснил всего единожды:

— Это моя служащая леди Вустер. Крайне одаренная особа и столь же неуклюжая. Подвернула себе ногу, хватило одной ступеньки.

У экипажа, который успел тут же подъехать, нас дожидался счастливый Кранч. Его не смущало ни то, что герцог не попробовал горячее, ни то, что мы так быстро уезжали.

— Корзиночка с дюжиной пирожных внутри. Заезжайте почаще. Ваша леди пленила буквально всех. Обязательно имейте в виду, на следующей неделе мне обещали свежего аттараша. Когда-то вы обожали его вареные мозги, милорд…

Я прикрыла глаза. Аттараш — это такой монстроподобный буйвол. А посетителей я судя по всему впечатлила видом своих начищенных башмаков и голых щиколоток — они мелькали как раз на уровне глаз сидящих за столиками.

Откинулась на сиденье. Повозка тронулась. Постаралась представить, что Сноу здесь и вовсе нет.

— Клеймо — начальная стадия древнего ритуала единения, — нарушил молчание Конвей. — Девушка становится частью рода с тем, чтобы его продолжить. У вас же ритуал не завершен, а отметка одного из первых демонов не заживает. Любой его собрат, как и более слабый бес, кто почует ваш шрам, как я тогда в лавке, также может рассчитывать на потомство в результате союза с вами. Понимаете, что это значит?

— Я объект охоты, — пробормотала, глядя в окно. Мне и с одним-то демоном не сладить. — Зачем тогда вы провоцируете остальных?

Конвей стал по-настоящему мрачен.

— Посторонний не догадается до тех пор, пока не возьмет вас за руку. Но если весть разлетится… Раньше в таких случаях рубились деревня на деревню, а члены одной семьи могли переубивать друг друга. Вы идеальное яблоко раздора. Источник смуты… Но меня удивляет, что вы по-прежнему восприимчивы к чужим прикосновениям и не сопротивляетесь мне.

Вздрогнула, потому что шрам, зараза, отзывался на его слова теперь уже покалыванием.

— Мое желание или его отсутствие хоть что-нибудь значит?

Я старалась подавить дрожь. Еще один один очевидный мотив удерживать меня, который я пропустила.

— Для потенциальных насильников нет. Это проблема демона, если он не может сохранить при себе свою женщину... Для меня — да.

… Вот так. Ответ все время был на поверхности. Герцог Корней обязан найти себе жену. Но он ни в кого не влюблен и вдруг встречает иномирянку с нужным для его расы потенциалом… Будет ли он за нее биться? Очень вероятно. Ведь обстоятельства говорят не в пользу соперника. Отпустит ли он ее домой?... Ну, я и идиотка.

Мы оба замолчали. Конвей снова склонился над документами. Я же иногда отрывалась от разглядывания собственных коленей под тяжелой юбкой, чтобы украдкой взглянуть на него.

Едва сдерживалась, чтобы не совершить нечто вопиющие. Например, заорать или даже пребольно пнуть его в лодыжку. Выдернуть бумаги из рук и разбросать по ходу движения экипажа.

А ведь сколько раз Выш и суккубы повторяли, что я излишне спокойная. Чуть ли не ледяная. Часто за этим замечанием следовал вопрос — все ли в моем мире ведут себя похоже?

— Дышите глубже, вы сейчас вскипите похлеще чайника, — Его светлость только что ответил на десятое или одиннадцатое приветствие и вспомнил о моем существовании.

Может ли быть, что это его тактика — чередовать равнодушие с проявлениями заботы? Он умудрялся делать такие моменты болезненно интимными, зато все остальное время я из кожи вон лезла, чтобы определить, о чем же он думал.

— А какое вам дело? Вы, главное, следите, чтобы ценный экземпляр не выпрыгнул из коляски. Не надо притворяться, что вас заботит еще что-то кроме моих репродуктивных характеристик.