— Борис, — Василий посмотрел на него, и в его глазах, несмотря на демоническую желтизну, мелькнуло что-то человеческое. — Она умирает.

Кот закатил глаза, но отступил в сторону.

— Ладно, ладно… Но знаешь, что будет лучше куска жалкой демонической рыбы?

Он ткнул носом в мешок с душами.

Василий замер.

— Ты предлагаешь скормить ей…

— Душу грешника. Да. — Борис сел, обхватив хвостом лапы. — Это как энергетик для демонов. Если она не совсем труп, это её поднимет.

Василий колебался лишь мгновение. Потом развязал мешок и засунул руку внутрь.

Там было… странно.

Души на ощупь напоминали что-то среднее между живым угрём и куском тёплого желе. Они извивались у него в пальцах, тихо поскуливая, словно щенки, которых несут топить. Он сжал одну покрепче и вытащил.

Душа грешника оказалась маленьким, дрожащим комочком сизого света, который пульсировал в его ладони, как испуганное сердце.

— Прости, — прошептал Василий, хотя не был уверен, кому именно он это говорит — душе, девушке или самому себе.

Он приоткрыл ей рот и вложил душу внутрь.

Сначала ничего не произошло.

Потом её горло содрогнулось — рефлекторный глоток.

И затем…

Её глаза открылись.

Не постепенно, не с проблеском сознания — а резко, сразу, словно кто-то щёлкнул выключателем.

Зрачки, узкие, как у кошки, расширились, вобрав в себя весь окружающий свет, а потом загорелись изнутри — сначала тускло, как тлеющий уголёк, а через мгновение ярче, пока не стали напоминать два крошечных солнца, запертых в глазницах.

Её губы, ещё секунду назад сухие и потрескавшиеся, вдруг налились цветом — густым, почти кровавым алым. Они дрогнули, приоткрылись…

И она застонала.

Но это не был стон боли.

Это был звук, от которого у Василия по спине побежали мурашки — низкий, глубокий, почти животный.

Её пальцы впились в его запястье с такой силой, что даже его демоническая кожа не выдержала — под ногтями выступила тёмная, густая кровь.

— Ох… — её голос был хриплым, словно она не говорила сто лет. — Что… это… было?

Василий попытался отстраниться, но она не отпускала.

— Душа грешника, — честно ответил он.

Её глаза загорелись ещё ярче.

— Дайте ещё.

— Что?

— Ещё! — она приподнялась, и теперь её лицо оказалось в сантиметре от его. Дыхание — горячее, сладкое, с привкусом чего-то запретного — обожгло его кожу. — Пожалуйста.

Борис фыркнул.

— Ну вот, Вась. Ты её разбудил. Теперь она тебя доест.

Но Василий уже не слушал.

Потому что девушка прижалась к нему всем телом, её губы скользнули по его шее, а пальцы впились в плечи так, что даже его демоническая выносливость дала трещину.

— Ещё одну… — прошептала она прямо ему в ухо. — И я сделаю для тебя… всё.

И в этот момент Василий понял две вещи.

Первое — они только что накормили кого-то, кто явно был не просто случайной путницей.

И второе — он, кажется, совершил ошибку.

Но было уже поздно.

Её зубы вонзились ему в шею.

Василий почувствовал это слишком отчетливо.

Сначала — лишь сладковатый укус в шею, почти приятный, как укол адреналина перед падением. Потом — волна тепла, разливающаяся от места, где её зубы впились в его плоть. Но затем...

Затем пришло осознание.

Она не просто кусала его.

Она высасывала.

Не кровь — его демоническую силу.

Ту самую, которую он с таким трудом отобрал у Малины. Ту, что пульсировала в его жилах, делая его больше, чем просто трупом с рогами.

— Стой... — попытался он вырваться, но тело не слушалось.

Мышцы ослабли, будто кто-то выдернул пробку из его внутренней энергии. Колени подкосились, и он рухнул на песок, а девушка, не отпуская хватки, теперь давила на него сверху своей грудью.

— Ммм... — она издала звук, похожий на урчание довольной кошки, если бы кошка была размером с пуму и пила через соломинку чью-то душу. — Какой... насыщенный...

Василий попытался оттолкнуть её, но руки, обычно способные согнуть железный прут, теперь дрожали, как у пьяницы на третьи сутки запоя.

— Борис... — хрипло позвал он. — Помоги...

Кот, сидящий в двух шагах, лениво доедал последний кусочек деликатеса из миски и лишь приподнял бровь.

— Ну не-е-ет, Вась. Ты сам её накормил — теперь разбирайся.