Однако Разумовский все никак не мог понять, почему у Дмитрия Романова все получалось наперекор его хитро продуманным планам.

Насколько бы план не был идеален, все равно он проваливался, и выигрывал Дмитрий, каждый раз оказываясь на шаг впереди. Словно у нового императора какая-то сверхспособность — рушить все задумки Разумовского. Но нет, такого быть не могло — этого дара попросту не существует. Это Разумовский умом хорошо понимал, но злость иной раз затмевала рассудок, и бывший канцлер хотел найти хоть какое-то весомое оправдание своим проигрышам.

Видимо, Виктор Степанович просто еще не придумал тот самый план, который действительно сработает против столь опасного противника. А то, что он опасен, уже сомневаться не приходилось.

Дмитрий Романов не только выживал каждый раз после того, как к нему подсылали убийц, неважно какого ранга и числа. Он прямо на голосовании взял в руки Кодекс Первого Императора. И теперь народ его обожает, как великого избранника. Ведь все знают легенду, что на подобное способен только тот, кто по-настоящему достоин стать Императором Российской империи.

Особенно Виктора Степановича удивляло то, что имперская армия смогла победить в борьбе с северянами. Эти печальные новости он получил сегодня утром, и они стали последней каплей, чтобы заставить бывшего канцлера действовать с удвоенной силой.

Он ведь лично дал северянам наводку. Не говоря об их договоренности, что Виктор Степанович сместит с государственных постов многих служащих, чтобы ослабить управление на северных землях империи. Разумовский сделал все, что было в его силах, чтобы имперская армия проиграла.

По второму плану северяне должны были большим отрядом прийти к пустым казармам и складам в обход основных сил, чтобы вооружить свои отряды и больше северян пригнать на войну. Но в итоге их встретили вооруженные имперцы… И завязался серьезный бой.

Части были не пустые, как предполагал Разумовский. В итоге Эльбрук откинул остатки северной армии к их границе.

И решающим фактором стало то, что в дело вступил граф Соломонов.

Обычно Борис Геннадьевич стоял особняком, никогда не играл в политические игры и не был замечен ни с одним из представителей имперской власти. Да и с самим Виктором Степановичем Разумовским граф общался крайне редко. Создавалось впечатление, что граф и вовсе чужак среди своих, хотя и считался сильным аристократом. Но что скрывается у него за душой, никто не знал. В итоге именно Борис Геннадьевич дал Российской империи подмогу, которая помогла победить в войне с Великим Северным Союзом.

И именно об этом случае Виктор Степанович решил поговорить с графом лично. Разумовский не терял надежды хоть немного пролить свет на сложившуюся ситуацию и изменить ее в свою пользу. Пока не стало слишком поздно.

Вместе с охраной он подошел к усадьбе, где остановился граф Соломонов. Там его встретил чопорный дворецкий и отвел в кабинет своего господина.

— Раз видеть вас в добром здравии, Борис Геннадьевич, — поприветствовал Разумовский.

— Взаимно, Виктор Степанович. Присаживайтесь, — граф указал на кресло напротив.

Сам он сидел на кожаном диване, напротив которого стояло комфортное кресло.

— О чем вы хотели поговорить? — сразу спросил Борис Геннадьевич.

— Вот так, сразу к делу? — слегка усмехнулся Виктор Степанович и кивнул на слуг, стоящих возле дверей.

— А чего откладывать? Вы человек занятой, несмотря на изменение в должности. Как и я, — спокойно ответил Борис Геннадьевич и показал прислуге жест, указывающий оставить господ одних.

Через секунду в просторной гостиной никого не осталось. И только огонь потрескивал в камине, нарушая воцарившуюся тишину.

— Слушаю вас, — напомнил Борис Геннадьевич.

— Что это было? — прямо спросил Виктор Степанович.

— Не понимаю, о чем вы, — хмыкнул и пожал плечами он.

— Вы никогда не участвовали в военных разборках, более того, просили других никогда не лезть в ваши дела, не были замечены ни в одной политической кампании, а теперь сами вмешиваетесь, куда не просят.

— Мне кажется, вы слишком грубо общаетесь, — хмыкнул Борис Геннадьевич.

— Прошу прощения, это нервы, — осекся Разумовский, хотя по голосу можно было понять, что он был неискренен.

Виктор Степанович хоть и был хорошим политиком и переговорщиком, но прекрасно понимал, что не все в разговоре можно скрыть. Особенно когда перед тобой сидит такой же опытный переговорщик, как ты сам. А Соломонов определенно таким и являлся.

— Не знаю, о чем вы думаете, но ваши слова звучат так, словно вы упрекаете меня в том, что я помог империи остаться целостной, — голос Бориса Геннадьевича стал тяжелым.

— Нет, что вы, — покачал головой Разумовский. — Я лишь один из тех, кто считает Дмитрия ненадежным императором. Он развалит Российскую империю меньше чем за год, а я искренне болею за свою страну и мечтаю это предотвратить.