Кузьма вздохнул, понимая, что лгать бессмысленно.

— Да, господин, я заключил схожий договор с воеводой Ракитиным из Иванищ месяц назад. Он прислал двадцать своих охотников для защиты деревни. Платим мы ему пятую часть всех доходов.

— И всё же ты пришёл ко мне. Почему?

Рыжебородый командир дёрнулся:

— Поганый предатель! Руслан Варламович с тебя шкуру спустит!

— Молчать, — бросил я, даже не взглянув в его сторону. — Продолжай, Кузьма.

Староста опустил взгляд.

— Гон приближается, господин. Каждый день ощущаем присутствие Бездушных в лесах. Я… я просто хотел перестраховаться! — его голос задрожал. — Два воеводы лучше, чем один. Если б один нас бросил, другой помог бы.

Подобная простодушная логика… изумляла. Воистину «простота хуже воровства».

Я внимательно изучал выражение его лица, пытаясь уловить ложь. Мой опыт правителя подсказывал, что староста говорил искренне, хотя и не всю правду.

— Ты понимаешь, что фактически обманул нас обоих?

— Понимаю, господин, — Кузьма выглядел по-настоящему раскаявшимся. — Только я не думал, что вы пришлёте своих людей так скоро. Если б знал, что вы вообще к нам соберётесь, отослал бы людей Ракитина, а потом принял ваших.

Я прищурился:

— Почему такая спешка с изменением покровителя?

Староста замялся, но затем выпалил:

— Наслышаны мы о ваших делах, барин. О том, как вы Мещёрское капище зачистили, как банду Кабана уничтожили. А воевода Ракитин… — он покосился на рыжебородого, — он, конечно, старается, но ваша слава дальше гремит.

Рыжебородый снова дёрнулся:

— Врёт он всё! Руслан Варламович вас защищал верно! Никогда не бросал!

Я повернулся к командиру отряда Ракитина:

— Твоё имя?

— Степан я, — буркнул тот.

— Расскажи мне о своём воеводе, Степан. Что за человек боярин Ракитин?

Рыжебородый неожиданно приосанился:

— Храбрейший человек в Пограничье! Сам лично в бой идёт, с саблей наголо. Никого не бросает. Справедливый. Когда Бездушные на Иванищи напали, он первым в атаку пошёл.

Я заметил, как некоторые пленные уважительно кивали, соглашаясь со словами командира. Это было интересно.

— Насколько я понимаю, вам он платит жалованье? — спросил я.

— Платит исправно, — подтвердил Степан. — Хоть и немного, но регулярно. И добычу делит по совести.

Допросив ещё нескольких пленных, я убедился, что история повторяется. Ракитин, судя по всему, был честным человеком, может, не слишком умным стратегом, но верным своему слову и своим людям. Сарказм судьбы — мы с ним оказались в одинаковой ситуации, обманутые одним и тем же предприимчивым старостой.

— Что ж, — сказал я наконец, поднимаясь с табурета, — благодарю за честные ответы. Федот, дай им воды и еды. Никаких издевательств. Это недоразумение требует более серьёзного обсуждения.

После допроса пленников я вернулся в свой дом и, наконец, получил долгожданный звонок.

— Родион, — произнёс я в трубку, — что у тебя?

— Здравствуйте, господин воевода, — раздался хрипловатый голос моего начальника разведки. — По вашему приказу собрал информацию о Ракитине. Ядрёна-матрёна, воробьи с двух ближних княжеств прочирикали кой-чего любопытного.

В трубке послышался шорох бумаг, прежде чем собеседник продолжил:

— Руслан Варламович Ракитин, двадцать четыре года, из обедневшего боярского рода Владимирского княжества. Отец — мелкий чиновник в канцелярии князя, мать из разорившихся дворян.

— Что о нём известно в Пограничье? — поинтересовался я, опускаясь в кресло.

— Мозги набекрень и глаза в кучу, но парнишка не без талантов, — ответил Коршунов. — В Пограничье третий год. Правит Иванищами, в прошлом году подмял под себя ещё три деревни: Панфилово, Гаврино и Неклюдово. Сила — порядка пятидесяти бойцов, из которых магов… — в трубке снова зашуршала бумага, — только двое, да и те слабенькие, ранга Ученик.

— А по характеру? — спросил я, делая пометки на листе бумаги.

— По характеру — петух боевой. Готов любого на штык насадить и на солнце высушить за обиду. Но сам в первых рядах прёт, за спинами не прячется. Был случай — Бездушные на Иванищи напали, так он с саблей наголо впереди всех кинулся. С тех пор местные за ним в огонь и воду, — доложил Родион. — Добычу делит справедливо, но дальше своего носа не видит, как восемнадцатилетний юнец поступает — сперва бросается в бой, потом думает.