Зир хлопает крыльями.

— Вот это я понимаю — достойный ответ!

Князь еще что-то бормочет себе под нос, но внимание всех уже переключилось, смех, разговоры, звон… заполнили трактир.

Сажусь за стол, киваю Арсению, и заказываем ужин.

Мы уже приступили к еде, как неожиданно к нашему столику кто-то приблизился.

Поднимаю голову и с удивлением вижу, что тяжело дыша и вцепившись в эфес шпаги, напротив меня — князь Вяземский, красный как варёный рак.

О, нет, он стар, но все –таки нарывается.

— Вы, сударь, жалкий проходимец! — выплёвывает он, и его усы возмущённо шевелятся, будто две взъерошенные гусеницы.

Весь зал замер.

Гости, дамы с веерами, старики с кружками — все уставились на нас, затаив дыхание.

Уверен, кто-то уже тайком делает ставки. Я бы тоже поставил на себя, но в этот раз ставка — моя честь.

— А вы, князь, — небрежно киваю, — просто недоразумение в парике.

Гул прокатывается по залу.

Кто-то нервно хихикает, кто-то осеняет себя крестом. Князь, не собирается отходить назад. Он выхватывает шпагу, и мне ничего не остаётся, кроме как ответить тем же.

Лезвия звенят, столы разлетаются в стороны, народ расступается, освобождая площадку для поединка.

Не хватает только кричалки, как в древнем Риме: «Хлеба и зрелищ!»

Зато есть нежные особы.

— Прекратите! — кричит графиня Орлова, вскидывая руки. — О, Боже, эти мужчины! Всё-то им — честь, кровь, клинки! А если вы заденете друг друга? Как потом с этим жить!

О, милая графиня, заденем — вот и посмотрим, кому жить, а кому — нет.

Делаю шаг вперёд, резкий выпад — и князь едва успевает парировать.

Чувствую, как в толпе перешёптываются. Кто-то негромко произносит моё имя, кто-то вспоминает прежние поединки.

Князь тяжело дышит, его парик съехал набок, а глаза горят бешенством. Хороший знак.

И вот он, решающий момент.

Один неверный шаг — и я высекаю тонкую красную линию на его руке. Всего лишь предупреждение, а он уже побледнел.

— Сударь… — сипит он, глядя на кровь. — Вы…

— Что не так, князь? — отвечаю, сдувая с рукава невидимую пылинку. — Я сохранил вам жизнь, но в следующий раз не промахнусь.

Князь сжимает зубы, но опускает шпагу. Толпа замирает в ожидании скандала.

Неожиданно распахиваются двери, и в зал врывается Васька, бледный как холст.

— Барон! — его голос дрожит, и это меня настораживает. — Там… Ваш дом…

— Что мой дом? — спрашиваю я.

— Горит, барон! Полыхает, как факел в ночи!

Киваю своим, вставляю шпагу в ножны, набрасываю на себя камзол и бегу к выходу, чувствуя, как в груди разгорается ярость. Если этот пожар не случаен?

Если это месть?!

Мой броневик уже несется к дому.

Оранжевое зарево на горизонте зловеще красиво, но по спине бегут мурашки. Еще бы, ведь горит наш дом.

Зир находится рядом, и молчит из последних сил, что-то на него непохоже.

Почувствовав на себе мой взгляд, смелеет.

— О, господин, вы же меня знаете. Я, конечно, могу сказать, — меланхолично произносит фамильяр, болтаясь у меня на плече. — Лично я ожидал чего-то подобного еще с той минуты, как дорогая тетушка Нинель решила заняться обучением племянницы.

Вздыхаем синхронно с братом, добавить нечего.

Во дворе, на фоне разрушающегося от жара и огня особняка, стоит тетя Нина — в наспех накинутой шали, крепко прижимая к себе дрожащую, заикающуюся Марию.

Кто бы мог представить себе нашу Машу в таком плачевном состоянии когда-нибудь!

Очевидно наделала делов.

Рядом суетятся двое перепуганных слуг, у одного из которых еще дымится подол сюртука.

С нескрываемой яростью оглядываю чернеющие развалины.

— Можно узнать, что тут, к демонам, произошло?!

Тетя глубоко вздыхает, поправляет сползшую шаль, и со спокойствием академика выдает.

— Мы с Машенькой проводили базовый ритуал вызова души. Ну, элементарный! Чуть сложнее «Светоча памяти».

— И что пошло не так? — медленно уточняю я, глубоко дыша, дабы успокоиться и принять верное решение.

— Ну-у… — тянет тетя, поглаживая вздрагивающую Машу по спине. — Малость огня добавилось.

— Малость?! — не выдерживает Арсений, ошарашенно уставившись на руины.

— Ну да, деточка немного переусердствовала.