Шрифт:
— Дмитрий! — обращался я к своему новому начальнику. — Тут ведь многие обитатели отлично говорят по-русски. Почему бы не попросить их нам переводить?
— Ещё чего! — возмущался врач. — Как полечим, так и полечим. Нечего их жалеть, слышишь? Эдак ты быстро погаснешь.
Вот так, профессиональное выгорание здесь называли угасанием. Как по мне — очень точный термин. Два раза в неделю, во вторник и пятницу, Дмитрий Вагин напивался. Прямо на рабочем месте! Вагин начинал с «лекарственной дозы», к полудню переходил на «терапевтическую», а к вечеру уже декламировал Пушкина, путая строфы. Дальше приём шёл навеселе, прерываясь на танцы и песни. А к концу рабочего дня, то есть около семи вечера, он уже был никакой.
— Я ещё в Питер вернусь! — кричал пожилой врач каждый раз, не стесняясь пациентов. — Я вам ещё покажу Вагина!
Некоторые посетители, владевшие русским языком не в полной мере, с удивлением откликались на знакомое слово. В какой-то момент я расслабился, а зря. Меня ведь по-прежнему искала полиция! Новый неприятный поворот в моей судьбе начался со встречи. Как мне тогда показалось — случайной. Но так лишь казалось…
Глава 29. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным
Оставаться безучастным к поведению доктора с каждым днём становилось всё труднее. Некоторые диагнозы, которые сходу ставил Вагин, вызывали огромные вопросы. А как он их называл! Например, «сердечная жаба». Или «спинальный моллюск». А как вам такое — «поколунус»? «Задный зуд»? Мои просьбы объяснить, что врач имеет в виду, заканчивались обвинениями в некомпетентности.
— Семён! — упрекал врач. — Ежели ты несведущ и тёмен, так учись. Я не собираюсь объяснять тебе простейшие вещи!
Наступил сентябрь, и по ночам бывало прохладно. Валечка и Зухра загодя топили печки. Они, к слову, обогревали и радиатор в моей спальне. Порой женщины не могли разжечь печь, и тогда на помощь приходил я. Сибирь всё же! Их метод растопки был очень странным.
Брали какую железную ёмкость, наполняли опилками. Разжигали — и ставили в печь. Рядом — дрова. Зачастую огонь не успевал разгореться. Я взял ненужную газету, скатал шарики. Положил сверху кору, которую оторвал от брёвен. Разжег огонь — он сразу занялся.
— Благодарствую, — ответила Валя. Это была женщина лет тридцати пяти.
— Всё же, умеете говорить? — улыбнулся я.
— Да, но профессор велел не вести с вами бесед, — застенчиво ответила Валя.
Я хотел ещё пофлиртовать с этой женщиной, но тут мой взгляд зацепил нечто странное. До боли знакомое лицо! Батенька, да это же я, собственной персоной. Только с большой бородой и патлами. Поскольку это же лицо я созерцал каждое утро, то узнал. А несведущий человек вполне мог и не обратить внимания…
— Меня ищут! — хотелось мне вскричать в страхе. Но я сдержался.
Стал читать заметку. Ничего особенного. Компанию моему телу составило ещё несколько рож. Страшные, агрессивные! Впрочем, моя-то выглядела не лучше. Мне стало боязно. Захотелось нанести визит атланту, чьё имя я уже стал забывать… Геракл? Гермес? Да и был ли он в реальности?
— Семён, чего бледный? — спросил врач.
— Да так, — пожал я плечами. — Вот, газету почитал.
Он принял у меня из рук страничку с преступниками. Посмотрел — и швырнул в печь.
— Тут никто не читает газет, — объяснил он. — Простые люди знаешь, для чего их используют? Для гигиенических процедур. А ведь нормальная бумага недорого стоит! Всего-то рупь за рулон!
— Ну да, — буркнул я. — Совсем дёшево.
— Опять ты социалиста включил, — вздохнул врач. — Ничего, мы из тебя человека устроим. Ежели хочешь знать моё мнение — ты ничем не похож на головореза с картинки. Вот ты уже второй месяц на меня работаешь. И что, кто-то сюда пришёл? Как бы не так. Заработаешь тысячу, решим твой вопрос.
— Тысячу? — воскликнул я. — Да это грабёж!
— Есть альтернатива, — усмехнулся мой шеф. — У меня в кабинете телефонный аппарат. Я звоню 911, и уже через час-другой примчится полиция.
— Так себе альтернатива…
— Вот поэтому — не городи чушь! — резко изменился Вагин. — Делай свою работу. Остальное — моя головная боль. Усёк?
Странное дело — я начал ловить себя на мысли, что Вагин мне почти нравится. Как будто его грубость и высокомерие стали чем-то вроде привычного фона. Наверное, так и выглядит этот самый Стокгольмский синдром — когда начинаешь оправдывать собственного тюремщика.
Я вообще-то люблю психологию. И в 2022-м году даже думал о дополнительном образовании. Заработки психологов меня воодушевляли! Экой я был меркантильный… Так вот, Стокгольмский синдром — это созависимость от агрессора. Когда жертва начинает оправдывать похитителя. Выгораживать его.
В чём-то Вагин мне даже стал нравиться. Насколько он был уверен в себе, в собственных знаниях! Мне никогда не постичь и десятой доли такой убеждённости. «Грудная жаба»… Что за ересь, если вдуматься? То, как он наладил работу амбулатории, вызывало уважение. А вот его устаревшие подходы к медицине раздражали.