– Так и должно быть, – словно прочел мои мысли Тиль – единственный мужчина из группы эльфов, который нехотя, но назвал свое имя. Похоже, у остроухих это знание еще нужно заслужить. Не знакомство, а целый квест с препятствиями. Раф тоже до последнего не сознавался. – Моя бабушка была целительницей. Она говорила, что любое вмешательство, даже исцеление имеет последствия. После этого организму нужно восстановиться. С ними все будет хорошо, – заверил он меня, сложив руки на груди. Пока я размышляла над словами Рафа о том, что притворяюсь из рук вон плохо. Похоже, только слепой или ленивый не догадается, кто я – на самом деле.

– Почему вас не было на завтраке? Из-за плохого самочувствия?

– Ты сейчас серьезно? – нахмурился Тиль, а я озадаченно подняла брови. – Вижу, что серьезно, – тяжело вздохнул он. – Вероника и ее отец проявили гостеприимство и заботу, нас накормили и обогрели, но мы – рабы. Рабы не могут пользоваться теми же правами, что и полноценные граждане на территории людей. Есть в хозяйской столовой – одна из таких привилегий.

– Вот как… – протянула я, а в груди вновь натянулась спираль раздражения. До сих пор я не особо понимала, почему это место меня так раздражает. Я уже, было, грешила на возможную ревность, но истина оказалась под носом: лицемерие. – Это подводит меня к новому вопросу: Вероника или ее отец уже обсуждали с тобой вашу ситуацию?

– Обсуждали, – кивнул Тиль, а по его напряженному лицу прошла судорога, голос внезапно охрип. – Нам предложили остаться и помогать по хозяйству.

– То есть, прислуживать? – уточнила я, что мужчину не порадовало, но он сдержал раздражение. – И вы согласитесь?

– У нас нет выбора, – все же просочилась нотка бешенства и отчаяния в его ответе, а мужчина пристально посмотрел на меня. – А их условия… приемлемые.

– Поясни, – насторожилась я. Хотя бы потому, что Тиль не казался мне тем, кто так запросто согласится на рабство. Должны быть весомые причины.

– Аста, я порой всерьез задумываясь, что ты – не от мира сего, раз задаешь вопросы про такие очевидные вещи, – покачал он головой, а я сделала рожу «кирпичом». Мужчина коснулся ошейника. – Видишь это? Пока это на наших шеях, свободными нам не быть. Работорговцев убили, и мы живы лишь из-за ограниченной привязки, которая не забрала наши жизни вместе с владельцами. Но оставаться так дальше не может. Если мы не снимем удавки или не найдем хозяина в ближайшие сутки, ошейники убьют нас.

– Так, почему их не снять? Неужели нет возможности?

– Снять ошейники можно лишь ключами. Я сам исследовал каждый труп на той поляне, но ключей не нашел. Похоже, эти ублюдки намеренно оставили их на одной из своих перевалочных баз, на непредвиденный случай, чтобы быть уверенными, что рабы не сбегут ни при каких обстоятельствах, – практически прорычал он, а затем понял, что начал повышать голос и посмотрел на эльфиек и детей, которые обратили на нас внимание. – Отойдем, – кивнул он мне. Мне ничего не оставалось, как последовать за эльфом во двор. – Утром я виделся с Зигридом. Он предложил остаться у них, разумеется, как рабы. Это поможет выиграть нам время, но едва ли мы найдем иной способ. Я должен дать ответ до вечера, пока не стало поздно.

– Никаких других вариантов снять ошейники нет?

– Я не знаю о таких. Кажется, несколько десятилетий назад или около того, был какой-то магический способ, но он уже потерян для современников. На поиски нет времени. А я рискую не только своей жизнью, – вновь повернулся Тиль в сторону гостевого домика.

– Я понимаю, – отчего-то перехватило и мое горло от несправедливости этого мира.

– Возможно, это к лучшему, – произнес он негромко. – Нашу деревню разорили, возвращаться нам некуда, – произнес он с таким напряжением и печалью, что даже такая тупица, как я, поняла все его отчаяние. Тиль всей душой хотел свободы. Возможно, всем эльфам претит быть невольниками. Впрочем, а кому бы не претило? Сама бегу от подобной участи. И все же, Тиль пытался себя убедить, приободрить. Но выходило паршиво. – А здесь… кажется, рабы чувствуют себя неплохо. Только…

– «Только» что? – насторожилась я.

– Зигрид – действительно неплохой человек и управленец. Полагаю, здесь довольно спокойно только благодаря ему, потому что он может находить компромиссы и договариваться. Его деревня для приграничья выгодно выделяется на фоне таких же. Другие бы не только оккупировали бандиты, работорговцы или рыцари, но и разрушили дикие звери или монстры. Ему же, даже в своем состоянии, удается держать все под контролем.

– К чему ты ведешь?

– Он – умирает, – резко произнес он. – Я – не целитель и не знахарь, но даже мне понятно, что ему осталось совсем немного. Это – уже не человек, а живой труп.

– Все настолько плохо?

– Именно, – кивнул он. – А с его смертью все унаследует Вероника, – произнес он как приговор, и взгляд раскосых глаз мужчины устремился вдаль. – Как знать, что случится с деревней в таком случае. Вероника не кажется той, кто умеет договариваться, – тоскливо улыбнулся он.

– Скорее, та, что бежит с шашкой наголо, – кивнула я, запоздало осознав, что данное выражение может быть не понято в этом мире. Так и оказалось. – Безрассудная и отчаянная, – пояснила я, и мужчина с грустной улыбкой согласился.