Старший мастер достал заранее подготовленную форму из тускло отсвечивающего графита и бережно установил её на подставку рядом с печью. Когда кварцевая масса достигла нужной вязкости, Александр осторожно вылил её в форму, следя, чтобы стекло легло равномерно, без пузырей.

Шихта струилась, как густой, почти светящийся мед, заполняя форму до краёв. Затем форма отправилась в отжигательную печь — там стекло должно было остывать медленно, час за часом, чтобы избежать трещин от внутреннего напряжения.

— Готово, — выдохнул стеклодув, помещая изделие в печь для отжига. — Через несколько часов можно будет забирать. Но я всё ещё сомневаюсь насчёт термостойкости.

Оставив Зарецких, я направился к строительной площадке, где Василиса с командой геомантов возводила плавильню. Несмотря на поздний час, работа кипела — в огне светокамней маги земли формировали стены будущей печи.

— Наконец-то! — воскликнула княжна, заметив меня. — Нам нужна твоя помощь с фундаментом. Обычный камень не выдержит вибраций от резонанса Сумеречной стали.

Следующие часы слились в непрерывный поток работы. Я укреплял основание, сплетая каменные блоки в монолитную структуру. Василиса формировала стены, Вершинин создавал систему дымоходов, Сомова наносила рунические узоры для усиления жара.

Плавильня росла на глазах — приземистая, массивная конструкция с двойными стенками и сложной системой воздушных каналов. Арсеньев периодически проверял соответствие чертежам, корректируя нашу работу.

К полуночи основная конструкция была готова. Оставалось нанести финальные усиливающие руны. Но это уже завтрашняя работа — все мы валились с ног от усталости.

— Хорошая работа, — похвалил я, оглядывая плоды нашего труда. — Надеюсь, завтра сможем провести первую плавку.

Расходясь по домам, мы были измождены, но довольны. Ещё один шаг к обеспечению острога оружием из Сумеречной стали был сделан.

Утром, вернувшись в мастерскую Зарецких, я приступил к самой деликатной части процесса. Положив рубины на ладонь, я сосредоточился на их кристаллической структуре. Корунд откликался иначе, чем обычные минералы — его упорядоченная решётка сопротивлялась изменениям.

Это не металл, для которого вполне естественно принимать новую форму. Это древний камень с собственной волей.

Медленно, атом за атомом, я начал растягивать структуру рубинов. Камни нагрелись, засветились изнутри глубоким красным светом. Кристаллическая решётка нехотя поддавалась, расползаясь тонким слоем. Я направлял этот поток на внешнюю поверхность кварцевого тигля, следя за равномерностью покрытия.

Первый слой — тончайшая плёнка корунда, идеально прилегающая к стеклу. Затем я взялся за шпинели. Фиолетовые камни оказались более податливыми — их структура легче принимала новую форму. Слой шпинели лёг поверх рубинового, создавая амортизирующую прослойку.

Финальный этап — ещё один слой корунда, на этот раз из оставшихся рубинов. Три слоя сплелись в единую структуру: кварцевая основа для прозрачности, шпинелевая прослойка для гибкости, рубиновая оболочка для термостойкости.

— Невероятно, — прошептал Зарецкий-младший, наблюдая за процессом. — Вы буквально перестраиваете материю!

Закончив, я отступил, любуясь результатом. Тигель переливался глубоким рубиновым блеском, сквозь который просвечивала прозрачная сердцевина. При движении по поверхности пробегали фиолетовые отблески — след шпинелевой прослойки.

— Теперь он выдержит любую температуру, необходимую для плавки, — удовлетворённо констатировал я. — Благодарю за помощь.

— Это вам спасибо за возможность увидеть такое, — ответил старший стеклодув, всё ещё не сводя глаз с переливающегося тигля.

Тёплой улыбкой встретив слова мастера, я взялся за резец и начал наносить на поверхность тигля защитные руны. Древние символы термической стабилизации опоясали горловину, повышая точку плавления ещё на двести градусов. По стенкам спиралью пошли руны структурной прочности — они распределят любое механическое воздействие по всей поверхности, предотвращая появление трещин. На дно я нанёс особый узор сопротивления давлению — при полной загрузке вес расплавленной Сумеречной стали будет немалым.

Направляясь в плавильню, я услышал настойчивый звон магофона в кармане. На экране высветилось имя Стремянникова.

— Пётр Павлович, утро доброе, — ответил я, прижимая артефакт к уху.

— Прохор Игнатьевич, простите за ранний звонок, но я… я просто не могу молчать! — голос обычно сдержанного адвоката дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Пришёл ответ от княжеской канцелярии на наш запрос о защите Стрельцами.

Я остановился посреди двора, чувствуя, как во мне просыпается любопытство.