Убрав магофон в карман, я толкнул тяжёлую дверь плавильни. Внутри царила приятная прохлада — печь ещё не разожгли. Арсеньев с Марией проверяли рунические узоры, Василиса инструктировала рабочих, как правильно загружать уголь, а Кронгельм растерянно крутила головой по сторонам.

План, о котором я упомянул Стремянникову, уже обретал чёткие очертания в голове. Если княжеская власть решила бросить нас на произвол судьбы, что ж — это развязывает мне руки. После Гона, если мы выживем, многое изменится. И тогда посмотрим, кто будет писать издевательские письма с пожеланиями удачи.

Но сейчас нужно сосредоточиться на выживании. Первая плавка Сумеречной стали станет важным шагом к этой цели.

— Ну что, приступим к историческому моменту? — спросил я, оглядывая собравшуюся команду.

Арсеньев кивнул, отходя от проверенных в десятый раз рун:

— Всё готово. Осталось только загрузить породу и начинать.

Я повернулся к Надежде Кронгельм, которая брезгливо оглядывала окружающую обстановку. Изящная аэромантка явно не в восторге от предстоящей работы — её обычно безупречная причёска уже пострадала видимо в процессе подготовки к плавке, а на лице читалось плохо скрываемое страдание.

— Надежда, вы готовы?

— О да, конечно, — она попыталась улыбнуться, но получилось скорее похоже на гримасу. — Хотя должна заметить, что в описании моих обязанностей в Угрюме не упоминалось превращение в кузнечных дел подмастерье.

— Зато какая история для мемуаров, — подмигнул я. — «Как я, преподаватель риторики, плавила легендарный металл».

Женщина фыркнула:

— Если мои ученицы узнают, в каких условиях я работаю… Боже, мой маникюр!

Она с ужасом уставилась на свои руки, где действительно пострадало несколько ногтей от подготовительных работ.

— Не волнуйтесь, после Гона открою салон красоты специально для вас, — пообещал я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица.

В дверях появился Тимур Черкасский. Пиромант окинул взглядом плавильню и направился к своему месту.

— Извините за опоздание, смотрел, как Евдокимов обучал рекрутов Ракитина основам обращения с автоматами.

— Как успехи? — поинтересовался я, пока рабочие под руководством Василисы загружали отобранные куски породы в тигель.

— Половина ещё путает обойму с магазином, — пожал плечами Черкасский, — но для крестьян прогресс неплохой.

Рубиновый тигель, установленный на специальной платформе, медленно наполнялся серой породой с прожилками Сумеречной стали. Вес набирался внушительный — даже четверо здоровых мужиков с трудом ворочали особо крупные куски.

— Хватит, — скомандовал я, когда тигель заполнился на три четверти. — Больше не стоит, для первого раза достаточно.

Вершинин с помощниками навалились на рычаги подъёмного механизма. Скрипнули блоки, натянулись канаты. Платформа с тиглем медленно поползла вверх, а затем по направляющим переместилась к жерлу печи.

— Осторожнее! — крикнула Мария Сомова, волнуясь. — Если уроните, второго такого тигля у нас нет!

— Не учите учёного, — пробурчал один из рабочих, но хватку ослаблять не стал.

Наконец массивный сосуд опустился в специальное гнездо внутри печи. Я проверил положение — идеально по центру, как и должно быть.

— Закрываем! — скомандовал Арсеньев.

Тяжёлая крышка с лязгом опустилась на место. Вершинин пробежался по периметру, проверяя герметичность.

— Можно начинать, — доложил он.

Я кивнул Черкасскому:

— Тимур, первый этап — равномерный прогрев до тысячи градусов. Не спеши.

Пиромант сосредоточенно кивнул и положил ладони на специальные рунические пластины у топки. Воздух вокруг него задрожал от жара, и в глубине печи зародилось оранжевое пламя.

— Надежда, ваш выход! Равномерный поток, без рывков.

Аэромантка вздохнула, словно приговорённая к казни, и начала работать. Серебристые пряди в её тёмных волосах взметнулись от магических потоков, а изящные пальцы выписывали в воздухе сложные пассы, направляя воздух через боковые каналы в топку.

— Я чувствую себя живым кузнечным мехом, — пробормотала она. — В Смоленской академии нас учили создавать воздушные барьеры для защиты от пуль, а не… это.

— Зато практическое применение магии, — заметила Василиса, наблюдая за процессом сквозь прозрачные стенки тигля. — Температура растёт равномерно.

Прошло минут пятнадцать. В плавильне становилось всё жарче, несмотря на отводящие тепло руны. Надежда уже промокла от пота, но продолжала поддерживать воздушный поток.

— Тысяча градусов, — доложил Арсеньев, сверившись с измерительными артефактами. — Порода начинает нагреваться.