— Тимур, теперь постепенно поднимаем до тысячи девятисот. Надежда, усильте поток на двадцать процентов.

— Ещё больше?! — взвыла аэромантка. — Я же не паровая машина! И вообще, у меня платье прилипло к… кхм, спине самым неприличным образом!

Но воздушный поток усилился. Пламя в печи из оранжевого стало жёлто-белым, потом начало отдавать в синеву. Температура неумолимо ползла вверх.

— Тысяча пятьсот… тысяча шестьсот… — считывал Арсеньев.

Через рубиновую стенку я видел, как в тигле происходят изменения. Серая порода оседала, уплотнялась, а наверх всплывал серебристо-синий металл с характерным отливом.

— Смотрите! — воскликнула Мария. — Шлак действительно идёт вниз!

— Тысяча восемьсот… тысяча восемьсот пятьдесят…

Металл в тигле начал издавать низкое гудение, едва различимое за рёвом пламени. Серебристая поверхность подёрнулась фиолетовой дымкой.

— Есть! Тысяча девятьсот! — объявил артефактор. — Держим температуру!

Следующие полчаса тянулись мучительно долго. Черкасский стоял неподвижно, весь в испарине от напряжения. Кронгельм уже не жаловалась — все силы уходили на поддержание воздушного потока. Остальные напряжённо следили за процессом.

— Фиолетовое свечение усиливается, — прошептала Василиса. — И это гудение… Я его костями чувствую.

Она была права. Низкочастотная вибрация проникала в самую глубину тела, резонируя с чем-то первобытным.

— Достаточно, — решил я. — Прекращаем нагрев. Тимур, гаси пламя. Надежда, можете отдохнуть.

Аэромантка буквально рухнула на ближайшую скамью:

— Всё… Я больше никогда не буду жаловаться на духоту в классах… По сравнению с этим адом, моя школа — курорт в горах…

— Вы молодец, — похвалил я. — Без вас бы не справились.

— Можете это письменно засвидетельствовать? — простонала она. — А то никто не поверит, что аристократка работала… кузнечным мехом при плавке какого-то металла.

— Теперь нужно дать остыть до тысячи семисот и разливать, — заметил Арсеньев.

Ждать пришлось ещё четверть часа. Наконец, температура упала до нужной отметки.

— Открываем печь! — скомандовал я. — Готовьте формы!

Рабочие расставили массивные чугунные изложницы, покрытые изнутри тонким слоем Сумеречной стали — снова мне пришлось постараться, работая с чистой породой. Подъёмный механизм снова заскрипел, поднимая раскалённый тигель из печи. Даже через защитные руны жар был невыносимым.

— Аккуратнее с наклоном! — кричал Вершинин, руководя процессом. — Медленно! Ещё медленнее!

Я взял специальный ковш с длинной ручкой из Сумеречной стали — только такой инструмент мог выдержать контакт с расплавом. Зачерпнув мерцающий фиолетовым металл, аккуратно разлил его по формам. Жидкая сталь текла удивительно легко, почти как ртуть, издавая всё то же низкое гудение.

— Невероятно, — выдохнул Арсеньев. — Я такого в жизни не видел.

Форма за формой наполнялись драгоценным металлом. Когда тигель опустел, перед нами стояли 50 изложниц с медленно остывающими слитками Сумеречной стали — каждый примерно по три килограмма, удобный вес для дальнейшей ковки.

— Первая плавка завершена успешно! — объявил я под одобрительный гул присутствующих.

Кронгельм, всё ещё сидевшая на скамье, слабо подняла руку:

— Прекрасно… А теперь, будьте добры, объясните — это нужно делать регулярно? Потому что я серьёзно подумываю о смене профессии. Может, лучше в библиотеку?

Все рассмеялись, разряжая напряжение. Первый шаг был сделан — Угрюм получил собственное производство Сумеречной стали!

Магофон в кармане завибрировал как раз когда я выходил из плавильни, оставив команду разбирать остывшие слитки. На экране высветилось имя Коршунова.

— Слушаю, Родион, — ответил я, отходя в сторону от шумной мастерской.

— Прохор Игнатьевич, такие дела творятся! — голос разведчика звучал взволнованно. — Касается Гона и того, как наши власти хвосты поджимают.

Я прислонился к стене амбара, наблюдая за снующими туда-сюда работниками. День выдался на редкость солнечным для осени, но в воздухе уже чувствовалось дыхание приближающейся зимы.

— Выкладывай.

— Официально власти власти Гон не подтверждают. Молчат как партизаны на допросе. Ни единого публичного заявления. Не хотят панику среди населения, это понятно Но слухи… — Коршунов сделал паузу, — слухи расползаются как пожар по сухой траве.

— Откуда утечка?

— Классика жанра, Прохор Игнатич. Стражник от командира услыхал, жене по пьяни брякнул, та соседке нашептала — и пошла плясать губерния! Но тут фокус в чём — со всех сторон одно и то же. Из Владимира, Мурома, даже из Суздали вести ползут. Все понимают, что дыма без огня не бывает!

Я задумчиво потёр подбородок. Масштабную подготовку к Гону уже не скрыть — слишком много людей вовлечено.

— Что ещё?

— А вот тут, — в голосе разведчика появились хищные нотки, — самое интересное начинается. Столичные города ворота на засов закрывают. Тихо так, без фанфар, но капитан Коршунов не вчера родился! Уже ввели пропускной режим. Теперь переждать Гон за городскими стенами смогут только официально приписанные подданные — благородные да купцы с тугой мошной.