— Стоять! — рявкнул усатый боец, преградив путь нашему «Бурлаку». — Документы предъявите!

Страж долго изучал бумаги, хмурясь всё сильнее.

— Владимирские? — он подозрительно прищурился. — И какого хрена вам в Сергиевом Посаде делать? Мы тут чужаков не жалуем, особенно перед Гоном.

— У меня дела в представительстве Угрюма, — спокойно ответил я.

— Никаких дел! — десятник явно входил во вкус. — Князь приказал — никого лишнего в город не пускать. Разворачивайтесь и катитесь обратно в свою глушь!

Евсей за моей спиной тихо выругался. Гаврила незаметно положил руку на рукоять пистолета. Ситуация накалялась.

Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как внутри поднимается знакомая сила. Императорская воля пульсировала в груди, готовая вырваться наружу. Усатый десятник продолжал что-то кричать про чужаков и приказы, но я уже не слушал его слова.

— Позови своего командира, — произнёс я негромко, но в голос вплелись нити древней силы, заставляющей повиноваться.

Эффект проявился мгновенно. Усатый замер на полуслове, его глаза остекленели, словно он внезапно проснулся и не понимал, где находится. Рука, указывавшая нам на дорогу обратно, безвольно опустилась.

— Слушаюсь… — пробормотал страж и, развернувшись, нетвёрдой походкой направился к караульному помещению.

Евсей присвистнул:

— Ловко вы его, воевода. Как отрезало.

Я промолчал, наблюдая за удаляющейся фигурой. Императорская воля — инструмент эффективный, но использовать её на простых стражниках было всё равно что стрелять из пушки по воробьям. Впрочем, иногда приходится демонстрировать силу, чтобы избежать лишнего кровопролития.

Пока мы ждали, я внимательно огляделся по сторонам. Картина у городских ворот открывалась весьма поучительная. Слева от основного входа, в тени крепостной стены, кучковались люди с беспокойными лицами и туго набитыми кошельками. Они перешёптывались, нервно поглядывали на стражников и время от времени кто-то из них подходил к невысокому человеку в потрёпанном сюртуке. Тот что-то записывал в блокнот, кивал и указывал на городские врата.

Чёрный рынок пропусков процветал прямо под носом у стражи. Нет, что я говорю — при полном попустительстве стражи. Один из караульных изредка подходил к человеку с блокнотом, они о чём-то шептались, и страж уходил, веселея с каждой беседой. Видимо, узнавал причитающуюся ему сумму.

Справа от ворот картина была куда печальнее. Сотни людей — целые семьи с детьми, стариками, нехитрым скарбом — толпились у стен. Женщины прижимали к груди младенцев, мужчины хмуро озирались по сторонам, дети жались к родителям. По одежде и лицам было видно — это беженцы из окрестных деревень. Страх Гона гнал их к городским стенам в надежде на защиту, но ворота для них были закрыты.

Чуть дальше вдоль стены развернулось что-то похожее на табор кочевников. Примитивные навесы из ткани, чтобы защитить от дождя и солнца. Сваленные узлы с вещами, которые сочли самыми ценными и прихватили с собой. Костры, на которых в котелках варилась пища.

И витающий над этим ужас и отчаяние. Эти люди понимали, что им нечем выкупить свою жизнь. Нет средств, чтобы приобрести «Золотой билет» за стены. Но они всё равно оставались здесь, надеясь на милость властей, а, скорее всего, на чудо.

Я задумчиво потёр подбородок. Вот оно — золотое дно, которое власти упускают из жадности и близорукости. Сотни, тысячи людей, готовых на всё ради безопасности. Рабочие руки, которые сейчас считаются бросовым ресурсом. Но я-то знал цену человеческой жизни. В моём прошлом мире после больших войн именно нехватка людей становилась главной проблемой королевств.

План начал складываться сам собой. Если раньше мы искали людей, переманивали, выкупали из долговых тюрем, то теперь они сами будут ломиться в Угрюм. Достаточно пустить слух, что мы принимаем всех желающих. Конечно, не бесплатно — подпишут трудовые договоры лет на пять-десять без права выезда. Честная сделка: мы даём защиту и кров, они отрабатывают полученные блага.

Безопасность — вот истинный капитал в преддверии Гона. Сейчас княжества выбрасывают людской ресурс на помойку, закрывая ворота перед простолюдинами. Но после Гона, когда волна тварей сметёт незащищённые деревни, когда погибнут тысячи… Вот тогда-то и выяснится, кто был дальновиднее. Рабочие руки станут на вес золота. Поля некому будет пахать, мастерские опустеют, рудники встанут. И тот, кто сохранит людей, получит невероятное преимущество.

— Воевода, кажется, наш усатый друг возвращается, — заметил Евсей.

Действительно, десятник брёл обратно, а рядом с ним быстрым шагом шёл офицер в форме лейтенанта городской стражи. По его лицу читалось крайнее раздражение.

— Филимонов, какого дьявола ты меня дёргаешь? — рявкнул офицер на десятника. — И что за бред несёшь — тебе кто-то приказал меня привести? Ты в своём уме?

Усатый мялся, явно не понимая, что происходит:

— Так точно приказали… вроде… Нет, точно приказали, Ваше благородие.