Оболенский поднялся и подошёл к шкафу с документами. Вытащил папку с отчётами городской управы за последний квартал. Пролистал — всё гладко, всё прекрасно. Преступность снижается, доходы растут, население довольно. Ложь. Всё это — тщательно выверенная ложь, скрывающая истинное положение дел.

Где были его ревизоры? Те, кто должен был следить за чиновниками? Купленные. Или просто предпочитающие не замечать очевидного, лишь бы не портить отношения с влиятельными семьями.

Князь усмехнулся. Влиятельные семьи… Уваровы считались одной из опор его княжества. Торговцы оружием, щедрые спонсоры городских мероприятий, уважаемые члены общества. А по факту — обычные убийцы, прикрывающиеся титулами и деньгами.

Государь мог понять, когда чиновник брал взятку за ускорение оформления документов или закрывал глаза на мелкие нарушения. Это было неправильно, но объяснимо человеческой слабостью. Но убивать беззащитных людей? Выстраивать в ряд тех, кто отдал последние гроши в надежде на спасение, и расстреливать как скот?

Оболенский закрыл глаза, чувствуя подступающую тошноту. Он помнил лица беженцев у городских стен. Измождённые, испуганные, но всё ещё надеющиеся. И кто-то из его подчинённых смотрел на эти лица и видел только источник дохода. Живой товар, который можно обобрать и утилизировать.

А ведь эти люди оказались в руках убийц именно потому, что он закрыл город. Его решение — логичное, обоснованное, единственно возможное в сложившихся непреодолимых обстоятельствах — заставило отчаявшихся людей хвататься за любую соломинку. Они готовы были поверить любым обещаниям, отдать последние деньги за призрачную шанс защититься от Гона высокими стенами. И его подчинённые, прикрываясь его же властью, превратили эту отчаянную надежду в смертельную ловушку.

Это было не просто преступление против закона. Это было преступление против самой человечности. И совершали его не какие-то отморозки с большой дороги, а люди с титулами, в мундирах, с полномочиями, данными им княжеской властью. Его властью.

Его вина… Ему и исправлять содеянное. Главное, подобрать правильный инструмент…

Матвей Филатович набрал номер Трофимова. Не стоит звонить Платонову напрямую — лишние связи ни к чему. Да и давать свой личный номер какому-то воеводе из Пограничья… Нет, пусть даже этот воевода раскрыл больше преступлений за несколько месяцев, чем весь его сыскной приказ за год.

— Володя, — произнёс князь, услышав голос подчинённого. — Ты уже на месте? Он там? Ясно. Тогда дай ему трубку.

Пауза, шорох, и вот уже в трубке звучит спокойный голос воеводы:

— Слушаю, Ваша Светлость.

Оболенский помолчал, подбирая слова. Прямо говорить было нельзя, но намёк должен быть достаточно ясным.

— Боярин, благодарю за оперативные действия. Масштаб вскрытых преступлений… впечатляет. И огорчает одновременно.

— Понимаю. Гниль пустила глубокие корни.

Умный человек. Понимает с полуслова.

Оболенский сделал паузу, обдумывая, как лучше донести свою мысль. Если он прикажет своей армии арестовать или ликвидировать целый знатный род, другие аристократические семьи воспримут это как угрозу. Сегодня Уваровы, завтра — кто? Начнутся тайные сговоры, попытки объединиться против князя, рост политического напряжения. В преддверии Гона это было бы катастрофой. Город должен встретить угрозу единым, а не расколотым внутренними противоречиями.

Но если Уваровы падут от руки приезжего воеводы… Это совсем другое дело. Личный конфликт, трагическое стечение обстоятельств. Князь сможет выразить сожаление, провести расследование, которое, разумеется, подтвердит виновность погибших, и закрыть дело. Другие роды увидят в этом не угрозу системе, а наказание конкретных преступников.

— Видите ли, боярин, — продолжил князь, разглядывая огни города за окном, — иногда приходится принимать непростые решения. Когда болезнь зашла слишком далеко, остаётся только ампутация. Но вот незадача — хирургу сложно оперировать самого себя.

Пауза. Князь почти физически ощущал, как на другом конце провода Прохор обдумывает его слова.

— Нужен сторонний специалист, — наконец отозвался Прохор. — Который не связан с организмом.

— Именно. Особенно если этот специалист — человек приезжий, не обременённый местными связями и обязательствами. Скажем так, если бы некая опухоль была удалена… я бы не расстроился. Напротив…

— Понимаю, Ваша Светлость. Могу уточнить масштаб предполагаемой операции?

Князь оценил прямоту. Платонов не юлил, не притворялся, что не понимает, о чём речь.

— Я не воюю с женщинами и детьми, — добавил воевода, и в его голосе прозвучала твёрдость.

Оболенский кивнул, хотя собеседник не мог этого видеть. Правильный человек. С принципами.

— Достаточно будет удалить основные метастазы. Ключевые узлы по мужской линии.

Они не могли не знать о том, что происходит. Афанасий должен был остановить брата, но не стал. Значит, разделит ответственность.

— Остальное… само отомрёт без подпитки. Одновременно с началом операции я прикажу опубликовать все необходимые документы. Лишение титулов, конфискация имущества, изгнание из города.