***

Дом отца Милены оказался под стать другим домам в Шварцвальде. Деревянный, двухэтажный, с аккуратным крылечком и тёмно-коричневыми наличниками.

Кучер внёс на крыльцо небольшой потёртый чемоданчик, в который мне собрали Миленины пожитки в особняке Рейвенна, и вручил маленький ключ, прицепленный к тяжёлой деревянной груше.

– Счастливо оставаться, – буркнул он, развернулся и укатил прочь так быстро, что я не успела опомниться.

Я посмотрела ему вслед, пожала плечами и сунула ключ в замочную скважину. Благо, напротив дома стоял невысокий фонарь, в свете которого я её и разглядела.

Меня обдало затхлым запахом давно не проветриваемого помещения. Я внесла чемоданчик вовнутрь и едва не поседела: стоило мне переступить порог, как в темноте помещения вспыхнул ярко-оранжевый свет.

Это была настенная лампа, похожая на продолговатый цилиндр. Только нити накаливания в ней не было, зато вовсю светилась густая маслянистая жидкость апельсинового цвета, которая плескалась за стеклянными стенками, как живая.

– Ну что ж, – вздохнула я, – добро пожаловать мне.

Тщательно заперла дверь и отправилась на разведку.

На первом этаже дома обнаружились две комнаты, выходящие в небольшой холл, и кухня с печкой, зажатая между ними. В противоположном конце я отыскала небольшую комнатку, открыв которую, едва не подпрыгнула от радости.

В этой комнатке стояла большая железная лохань и висел крохотный рукомойник – ну точная копия того, под которым я умывалась в детстве у бабушки в деревне.

Живём! Осталось только раздобыть воду и понять, как её тут нагревают.

На второй этаж вела лесенка, попасть на которую можно было как раз из кухни. Но наверх я пока соваться не стала: после всего пережитого меня терзала страшная усталость, и больше всего сейчас хотелось рухнуть на узкий диванчик в холле и забыться сном.

Но сделать этого я не могла. Помешала одна очень раздражающая вещь.

Пыль и грязь.

Этого добра тут было навалом. Лампы-цилиндры, висящие на стенах и вспыхивающие при моём появлении, услужливо подсветили мне просто королевские залежи хлама в каждой комнате.

– Чем же ты тут таким занимался, папочка? – не удержалась я от ехидного комментария, рассматривая кучу каких-то тюков, гордо громоздившихся на покосившемся столе. На полу мотались обрывки бумаги, щепки, стружка, обломки каких-то железных инструментов…

Украшением всего этого была деревянная рыба, водружённая прямо посреди кухни. Она была размером мне по пояс, но смотрела на меня с таким пренебрежением, словно была, как минимум, рыбьим королём.

Рыба меня доконала.

Я поняла, что не усну, пока хоть немного не приберусь.

К чистоте я относилась очень трепетно, и сама мысль о том, что придётся спать посреди такого кавардака, вызывала нервные мурашки по всему телу.

– Ну ладно, – деловито сказала я и засучила рукава, – отоспимся потом. Где у него тут швабра хранится?

В поисках швабры или хотя бы какого-нибудь захудалого веника, я обошла весь первый этаж. По дороге распахивала окна, чтобы хорошо проветрить комнаты – воздух внутри был спёртый и влажный, а мне только плесени на стенах не хватало.

Швабры нигде не обраружилось. В поисках неё я полезла за лохань… и подскочила от неожиданности, больно ударившись локтем об неё.

Со стороны двери донёсся громкий стук.

– Открывай, хозяюшка! – послышался с улице глухой мужской голос.

Кого там ещё принесло на ночь глядя?

Выкарабкалась из-за лохани, отряхнула юбку и подошла к входной двери. Протянула руку, чтобы повернуть ключ, но тут же одёрнула сама себя.

С ума сошла, Наталья Павловна? Ты одна в незнакомом месте, на дворе уже темень, а хочешь открыть дверь не пойми, кому?

В дверь опять постучали. На этот раз ещё более настойчиво.

Блин, глазка нет. И не посмотришь, кому это там так приспичило нагрянуть ко мне в гости…

Зато есть окошко рядом с дверью!

Я тут же подскочила к нему и выглянула наружу.

Около двери в свете фонаря маячил сухонький сгорбленный старичок. В руках у него была какая-то банка и небольшой свёрток.

Видимо, привлечённый движением в окне, он обернулся, увидел меня и радостно помахал.

Я перевела дух. Старичок выглядел совсем безобидным, ну, точь-в-точь настоящий домовой!

Отперла дверь и бодро сказала:

– Добрый вечер. Чем могу помочь?

– Да что ж ты как неродная-то, – хмыкнул старичок. У него оказался на удивление низкий и звучный голос, совсем не подходящий к внешности, – сосед я твой, Клаус Кох. Вот, Грета, жена моя, меня к тебе отправила, говорит, передай девочке от чистого сердца, так сказать. По-добрососедски. Она голодная, поди, с дороги-то, и худющая, ей кушать хорошо надо.