А затем он показал Митчу Зонд. Простой нож — большой серебряный нож. Когда Митч усомнился, из теней на террасу выступила девушка, и он обомлел, увидев, что это жена Тома Прентиса, Эми. В одной комбинации. Она была загорелая, босоногая, и всё тело её покрывали шрамы цвета лунного света. Она взяла нож (Митч отслоил очередную длинную спиральку от обоев), опустилась перед ним на колени, положила одну руку Митчу на бедро (у Митча немедленно встал), а свободной воткнула лезвие себе в грудь.

Митчу захотелось убежать, вырваться, огласить террасу воплями, потому что на верхушке её топика выступила кровь и потекла по изящным круглым чашечкам грудей. Но он увидел, какое у неё лицо: преисполненное экстаза.

И он подумал растерянно: да эта сучка рехнулась...

И он так думал, пока Сэм Денвер не сказал:

— Почувствуй то, что ощущает она. Возьми её за руку, и это чувство перейдёт в тебя.

— Она... нет. Не могу. Она меня ударит.

— Нет. Не ударит, Митч. Обещаю.

И Митч потянулся к Эми, взял её за руку... и тогда ощущение коснулось его, перетекло в нервную систему, облизало длинным влажным языком. Оно расширялось оттуда, захватывая всё тело и повергая его в чудовищной интенсивности усладу.

Он почувствовал то, что ощущала она, о да, он даже почувствовал те горячие, налитые наслаждением места, куда вонзилось лезвие, места, где наслаждение было всего сильнее и напоминало пламя полыхающего факела — такое яркое, что и смотреть на него можно только искоса. Он чувствовал её груди (ещё одна полоска обоев долой), словно они были его собственными. Как если бы у него были женские груди. Он ощущал лезвие, срезающее их на дюймовую глубину то тут, то там... Он отшатнулся. Голова у него закружилась, но ему захотелось испытать это чувство — наслаждение — снова. И немедленно.

— Дай мне нож, — сказал он.

На следующее утро ему было тошно, муторно. Интенсивность наслаждения обошлась не даром. Раны? Он их не чувствовал. Тогда — не чувствовал. Но он ощущал медленно закипающий в стальном котелке равнодушия страх.

Однако следующей ночью он оказался готов к большему.

— Я хочу, чтобы ты ещё кое-что для меня сделал, — говорил Денвер. — Просто затем, чтобы показать свою верность нам. Свою приверженность нам. Своё призвание. Есть одна улица...

Теперь Митч оторвал ещё одну полоску от обоев, стиснул её зубами, встряхнулся, хотя движение взбудоражило в нём волны боли. Он отгонял воспоминание о том, что Больше Чем Человек принудил его сделать на той улице. Но как только ему даровали мозгосироп, или, как называл его Больше Чем Человек, Награду Акишра, он стал готов на всё, чтобы заполучить ещё одну дозу.

Ты хочешь больше, говорил Больше Чем Человек. И это правильно, что ты хочешь больше. Нас поучают, что желать большего, чем нам досталось, греховно, однако это всё ложь, призванная сделать нас рабами общества, Митч. Безымянный Дух желает, чтобы мы получили больше... ещё больше... ещё больше...

Будто в замедленном повторе прокрутили треск электрического разряда. Так прозвучал для Митча звук оторванных обоев. Он оторвал ещё одну полоску. Когда тебе даруют Награду, ты обоняешь электричество... запах вроде горящей электроизоляции...

Он расчистил участок стены площадью не меньше ярда в изголовье кровати. Под снятым слоем обоев обнаружился ещё один. С другим типом розового узора. Вот дерьмо!

Он подумал, не накажут ли его за это. Наверное, нет. Вероятно, они посчитают, что он повредился в уме.

Но он понятия не имел, к чему вообще рвать эти обои.

Слева от ободранного им участка в форме языка пламени он увидел на нижнем слое обоев длинное вытянутое коричневое пятно.

Руки его начали трястись. Он продолжал отдирать обои, обнажая старый слой. Ещё и ещё коричневые пятна. Как бы от капели. Может быть, дождь просочился?

Нет. Он рвал и рвал обои, пока не уверился, что источник брызг располагался на кровати. Это было видно по траектории, начинавшейся там, в верхнем правом углу кровати. Он стиснул клочок запятнанного нижнего слоя обоев кончиками пальцев и понюхал. Пахло железом и гнилью.

Кровь.

Пронеслась мысль: а ты чего ожидал, тупица?

Но он продолжал сдирать обои, расчищая всё больше и больше забрызганных участков. Потом он увидел царапины. В этом месте обои были прорваны ещё раньше. По стене тянулись следы ногтей или когтей. Следов было четыре. Рядом с ними в стене была дырочка. Он обнаружил её по дуновению просочившегося воздуха.

И он услышал голоса.

В дырочке стал виден слабый свет. Митч нагнулся и приложил к ней правое ухо.

(ледяная игла, сейчас через дырку мне в ухо воткнётся ледяная игла)

(да не бери себе в голову, что за чушь)

Он прищурился, пытаясь разглядеть скошенным глазом, что там, за стеной. Он видел какие-то розовые движущиеся формы... розовые, цвета плоти...

Глаз сфокусировался. Он увидел уголок соседней комнаты. На кровати трахались мужчина и женщина. Совокуплялись без видимого ритма на незастеленном матрасе и болтали. Он не разбирал, о чём. И был там ещё кто-то, перемещался в узком секторе зрения Митча, двигался, чтобы встать рядом с кроватью.