— По чистой случайности я обнаружил короткий путь. В дорогу мы отправимся втроём: я, ты и Осси. Путь приведёт нас в знакомую мне деревушку, откуда мы уже тронемся в Оркестр. К главным воротам мы придём ночью. Главное, чтобы Борис не отправился в крестовый поход раньше нас.

— А потом что? Мы вломимся в деревню втроём и начнём всех рубить, кто посмеет кинуться на нас?

— Конечно нет. Осси проведёт нас к Борису.

— Вот так вот возьмёт и проведёт?

— Да. Она пленит меня, а ты… ну, ты просто сопровождающий. Охрана на воротах даже не будет разбираться, кто перед ними стоит. Увидят Осси и меня — и пропустят.

— Как «троянский конь»?

— Как «троянский конь». Но твоё лицо… С ним надо что-то сделать.

— Чем тебя не устраивают черты моего лица? — Дрюня без эмоционально рассмеялся.

— То, что это не твои черты лица. Я видел твоё лицо! Настоящее. Я держал в руках твою голову и видел перед собой лицо своего друга. Как ты это сделал?

— Легко!

Дрюня схватился пальцами за гнойную корку на своём лице. Раздался звук лопающейся плоти и ломающихся костей. Мычание быстро заполнило пещеру. В зелёном свете разрывающегося под потолком газа я увидел быстро отслаивающийся застывший кусок гноя от Дрониной головы. Его лицо не покрывала цельная маска, защита состояла из нескольких частей. По левой стороне лица пробежала крупная трещина, глазница стала ещё глубже. Руки Дрюни задрожали от усилий. Он глубоко вдохнул и напрягся всем телом, замычав еще громче.

К нашим ногам рухнул большой кусок гноя, скрывающий добрую половину лица Дрюни. Затем еще один кусок. Следом прилетел третий, на котором застыла форма подбородка и нижней губы.

Перед моими глазами стоял мужчина лет тридцати. Опалые щёки, сломанный нос и узкие губы. Его кожа быстро покрывалась блестящим гноем, но я был уверен на сто процентов, что это не лицо моего друга.

— Постой, — сказал Дрюня, — сейчас будет магия! Давно я этого не делал…

Дрюня закрыл глаза. Кожа лица содрогнулась, словно по нервам пробежал ток. Губы сжались и тут же раскрылись. Надулись ноздри. На моих глаза медленно начал рисоваться знакомый лик моего давнего приятеля. Лоб опустил брови на глаза. Припухли щёки, нос выпрямился, губы надулись и стали похожи на переспелую сливу, именно ту, которой Дрюня так любил целовать шлюх в их вареники.

— Ну как тебе! — выдал сквозь хрип Дрюня.

— Похож, бля!

— Смотри как еще можно…

Мимо нас двое «труперсов» проносят очередной труп. С виду — очередной салага, но нет. Взглянув на тело, я признал в нём другого человека. Того самого — лысого с кольцом в ухо. Его звали Рудх. Редкостный идиот, и его смерть меня никак не расстроила. В его груди было по меньшей мере девять дыр от меча. Руки и ноги переломлены, словно по ним трактор проехал, а все пальцы отрублены. Бедняге досталось по полной программе. Можно только надеяться, что все те мучения и издевательства производили над мёртвым телом.

Дрюня остановил рукой похоронный конвой. Присел на колено возле висящего в воздухе тела.

— Знаешь его? — спрашивает Дрюня.

— Довелось общаться.

— Рудх. Предатель. Был одним из тех, кто казнил меня. Как же я радовался, когда нашёл его среди трупов. Живым. Поверь мне на слово, Червяк, холодные стены этой пещеры еще никогда в жизни не слышали столь мучительных и громких криков.

Дрюня достал кинжал, лежавший в кармане его кителя. Взмахом ладони Дрюня попросил своих воинов положить тело на пол, прямо у своих ног. Остывший труп рухнул к ногам, с глухим стуком ударившись затылком о каменный пол. Дрюнины уродливые пальцы схватились за блестящую лысину, сверкающую зеленью в разрыве очередного облака газа. На синеватом лице — маска ужас. Мышцы свернулись узлами от боли. И только один глаз уцелел. Какое еще Дрюня придумал наказание для этого многострадального трупа?

Лезвие кинжала вонзилось в висок Рудха, и резко ушло вниз, до самого кадыка. Кожа не сопротивлялась, разъезжалась в стороны, оголяя жировые прослойки, переплетённые тросики мышц и куски мяса. Дрюня умеючи обращался с инструментом. Движения были точны и выверены, словно он делал это в сотый раз. Профессиональный мясник. Портной, что на глаз отрежет от общего рулона именно столько кожи, сколько понадобиться для шитья вашей куртки.

Лезвие нежно погружалось под кожу, где-то приходилось с силой его пропихивать, но не прошло и пяти минут, как Дрюнина ладонь спряталась под ровно срезанным лицом Рудха без ушей и этого долбанного кольца.

Дрюня торопливо убрал нож в карман, перехватил срезанное лицо обеими руками и примерил к своему лицу.

— Ну как? — спросил он, придерживая лицо руками.

Ужасно. Лицо сидело криво. Правая сторона словно стекла, уголки губ опустились до подбородка, глаз Дрюни наполовину скрылся за опущенным веком. Лоб так вообще отклеился, повиснув козырьком над переносицей. Из ноздрей потек густой гной так же, как и из губ, и так же, как и по краям посечённой плоти.

— Ты же можешь изменить своё лицо, — вдруг осенило меня, — можешь, скопировав черты лысого? Плевать на Лысого, ты можешь скопировать черты любого человека!

— Червяк, ты считаешь меня полным идиотом? — Дрюня отвёл отрезанный кусок плоти от своего лица. — Если бы всё так было просто… Если бы… Как же я ненавижу всё это!

Он вдруг закрыл рот. Закрыл глаза. И стоял передо мной, не произнося ни слова. И вот в этом гробовом молчании я не сразу, но заметил, как блеск выделений на его лице потускнел. Затем гной и вовсе окаменел, спрятав черты лица моего друга под тонким слоем грубой корки. Дрюня с трудом моргнул, помогая пальцами сломать на веках тонкую корку. Челюсть медленно поползла вниз. Там, где рот — сплошной слой гноя. Там, где губы — вдруг появились трещины. Дрюня большим пальцем тыкает в эти трещины, шевелит губами, а потом трижды дёргает челюстью вверх-вниз.