— И с Андреем.

Старик вдруг стал статуей. Так и замер на месте, погрузившись в тишину. Я даже не слышал сопения его огромного носа. Даже губы не шелохнулись.

— Эдгарс, — Рыжая решила нарушить медленно обволакивающую пустоту. — Ни каких шуток.

— Весть… — голос Эдгарса дрожал, старик заикался, — … весть правдива? Это правда?

— Да. Правда. Ты готов с ним встретиться?

Старик гордо выпрямился, стряхнул невидимые крошки со своего серого костюма, дёрнув за подол пиджака выпрямил складки. Словно готовился ко встрече с каким-то величайшим правителем. Усеянный каплями пота лоб говорил о его сильном волнении.

Дрюня вышел из тени. Брови старика тут же поползли вверх от изумления, рот приоткрылся. Следом вышел и я, от чего Эдгарса зашатало на месте. Рыжая подхватила обмякшее тело и втащила внутрь дома. Мы нырнули следом.

В душном доме обстановка была куда лучше, чем в местных «хибарах», в которых мне довелось побывать. По центру комнаты — огромный круглый стол, окружённый четырьмя стульями. Рядом стояло добротное кресло, искусно вырезанное из массивного дубового корня, в которое Рыжая усадила Эдгарсу.

Дрюня встал напротив окна, накрыв старика тенью.

— Здравствуй, Эдгарс, — сказал Дрюня, сложив на груди руки.

Внимание старика было полностью приковано к огромной фигуре, загородившей окно. На нас он даже и взгляда не кинул.

— Всё это время я считал, — старик говорил медленно, проговаривая каждое слово, — что борюсь со злом. Но… они убили тебя! Борис и его шайка… они убили тебя! Я видел труп!

— Они меня не убивали. Они убили другого.

— Кругом одно враньё.

Отчасти старик был прав. Дрюня явно врал. Рассказывать всю правду он не собирался. Свою легенду он сочинил давно, это чувствовалось в ровности его повествования.

— Я догадываюсь о том, — продолжил он, — что ты в курсе о моей способности обращать людей в себе подобного.

— Да, я изучал это явление. Видел твои творения! — вдруг взревел старик. — Они лежали у меня на столах, а в соседних кабинетах лежали трупы жителей нашей деревни!

— Я защищался! Превратил случайного прохожего в себе подобного и подкинул его шайке Бориса.

— Ты принёс в жертву невинного… Они выпотрошили его на площади, сняли кожу… Ты…

Разгневанный старик впился крючковатыми пальцами в деревянные подлокотники, попытался выскочить из стула, но сумел лишь оторвать зад, после чего плюхнулся обратно на кожаную обивку.

— Эдгарс, я вынужден был выживать. Я не мог раскрыться.

— Ты создал армию! Против нас! Наши люди умирали! Те немногие, кого я знал… ты превратил их в монстров…

Дрюня вдруг отскочил от окна и взревел на весь дом:

— Борис со своими дружками убил меня! — Дрюня виновато моргнул. — Вернее, пытался убить меня! Я не мог им противостоять в одиночку.

— И после всего, что произошло, ты наивно полагаешь, что народ вновь будет тебе рукоплескать и скандировать: Великий Андрей?

— Нет. Но власть вновь окажется в моих руках. Можешь не сомневаться.

— Я и не сомневаюсь, но люди… люди озлоблены и напуганы. Сейчас ты здесь, в безопасности и тишине, а там, в Оркестре идёт полным ходом подготовка к великому сражению.

— Мы можем остановить всё.

— Мы? — протянул старик. — Кто мы? Ты привёл сюда свою армию?! Ты вздумал всех нас погубить!

Старику хватило сил вырваться из мягких объятий стула. Его тело содрогалось от злости, сжатые в кулаки руки тряслись.

— Эдгарс, нет! — крикнул Дрюня. — Как ты мог подумать обо мне такое! Мы пришли втроём! Пришли к тебе за помощью.

— Вы… — Эдгарс глянул на Рыжую, затем перевёл взгляд на меня. — Инга… Девочка, что он с тобой сделал?

— Ничего плохого, — я с удивлением осмотрел себя. — Он спас мне жизнь.

— Спас? Ты называешь это жизнью… ты… ты стала одной из «кровокожих»?

— Я поймал одну из их отряда, — Дрюня перевел всё внимание на себя. — Мы сумели забрать её способности и передать Инге. Девчонка была при смерти, мне ничего другого не оставалось.

Хромой поступью Эдгарс подошёл ко мне. Его взгляд, его лицо — он был каким-то другим. Каким-то растерянным и подавленным. От старого Эдгарса не осталось ничего. Костюм грязный, весь в пятнах пота и слюней, обувь в пыли. Покрасневшие глаза впились в меня и тут же намокли.