— Я не требую фризских воев для Волина, — верно истолковал его замешательство Люб, — вы далеко и у вас, я знаю, есть свои сильные враги. Нужно только, чтобы сленжане поверили в эту помощь — а там уже, дадут боги, уже и остальные втянутся.

— Это поможет, но лишь на время, — заметила Рисса, — если верно то, что говорят о Ростиславе, сленжане его не остановят — чай не сильнее аваров.

— У тебя есть для нас другие союзники? — недовольно спросил Люб.

— Есть, — кивнула Рисса, — причем из бывших врагов. Старый кривайтис пруссов сейчас при смерти — и они ищут нового верховного жреца. Если им станет кто-то дружественный нам — пруссы, кривичи, а может и жмудины с куршами и земиголой, встанут за нас. Да и мазовшане, среди которых немало породнившихся с пруссами, не останутся в стороне.

— Звучит красиво, — кивнул Люб, — осталось только найти верховного жреца. У тебя есть такой на примете?

— Есть, — кивнула Рисса, — сам князь Волх.

— Что? Разве его примут пруссы?

— У него есть галиндская кровь, — пожала плечами Рисса, — и когда-то он обучался волхованию у тамошних жрецов, а теперь он и сам большой чародей. Среди подданных Волха теперь и кривичи Избора — а они тоже чтят Кривайтиса своим верховным жрецов. К тому же, у вендов ведь есть торговые городки в землях пруссов и те давно бы хотели расширить эту торговлю. Серебром можно сделать многое, особенно добавить к серебру сталь — послав воев Велети в прусские земли, чтобы поддержать нужный нам выбор.

— Нам с юга грозят моравы, а ты хочешь, чтобы я слал людей в восточные леса, — раздраженно спросил Люб, — только не хватало нам ввязаться в еще одну войну.

— Если ты все сделаешь правильно, никакой войны не будет, — сказала Рисса, — я же говорю, многие в прусских землях сами мечтают о новых торговых путях. Есть еще и Двина, а по ней сидят курши и земиголы, селы и летты. Все они чтут кривайтийса верховным жрецом и они же, давно мечтают отвести себе ручеек от серебряной реки с Волги.

— А ты с Волхом желаешь пригрести к рукам богатства Янтарного берега, — усмехнулся Люб.

— У каждого своя корысть, — пожала плечами Рисса.

— А какая корысть у тебя? — спросил Люб, — не верю я, что дело лишь в том, чтобы усадить твоего князя в жрецы пруссов, что ты бьешься только за янтарь и серебро. Сколько я тебя помню, ты никогда не оставляла надежд вернуться на Запад.

— Ты знаешь меня лучше, чем я думала, — рассмеялась Рисса, — но у тебя, — точнее твоего нового друга, — есть то, что поможет мне и в этом.

— И что же?

— Принц Этельнот.

Она глянула на ошарашенного Стюрмира и тот, забывшись, даже приподнялся на стуле.

— Принц Кентский — не раб и не лошадь, чтобы дарить его кому попало! Он воспитанник Бюрхтнота и ценный заложник для Фризии…

— Который потерял свою ценность с тех пор как Уэссекс захватил Кент, — перебила его Рисса, — и силой вы не сможете вернуть ему трон.

— А ты сможешь? — сощурился Люб.

— Может быть, — уклончиво сказала Рисса, — и в любом случае — я хочу иметь свою долю, если вы и впрямь сможете захватить Британию.

Люб пожал плечами.

— Этот мальчишка слишком ценный дар, — сказал он, — впрочем, в грядущей войне он нам ничем не поможет — разве что как боец. Но если такова плата за то, чтобы получить пруссов и иные народы Янтарного берега на своей стороне…что скажешь Стюрмир?

Стюрмир думал недолго: если Велеть потерпит поражение, Фризии можно забыть о походе в Британию — скорее сами англы, вместе с франками, явятся к Дорестаду.

— После победы, — коротко бросил он, глянув на Риссу. Та поморщилась, но кивнула.

Глубокой ночью, когда Люб и Стюрмир пошли спать, Ядун провел Риссу в большой подвал под храмом. Вдоль стен, освещенных трепещущим пламенем лучины, под резными идолами духов-хранителей, стояли почерневшие котлы и глиняные горшки, полные золотых и серебряных монет. Иные монеты выглядели очень старыми — изображения на них почти стерлись, — другие же блестели совсем новенькой чеканкой. Глаза Риссы алчно блеснули при виде такого обилия драгоценного металла, она погрузила руку в один из котлов, с нежным звоном пересыпая монеты.