— Я ж не фехтовальный учитель! — Ричард, улыбаясь, мотнул головой. — Я лучше сделал, я устроил им другие учения. Чтобы бояться перестали. Им, старым, Райнор и Ларс давали Дара хлебнуть, а потом они уже ходили на передок, с моими обращёнными. Так знаете, милая леди, гончие теперь в наше расположение даже сунуть поганый нос боятся! Им теперь даже барышни дают жару! У нас ведь теперь не только Гелира и Теритта, у нас и другие — пять барышень, очень даже прекрасных. И особо хороша в бою Лина, только чуть помладше Гелиры, тоже… не молоденькая. На шпильку их берёт! На шпильку! Тогда в моде были такие — всё равно как стилет, остро заточенные. Так она этой шпилькой орудует — наповал!

— При том, что боялись как огня, — кивнула я.

— Силы-то своей не понимали, — подтвердил Ричард. — И, опять же, не знали, как приняться за дело. Так ведь и я бы не знал, если бы Солвер не догадался. А теперь все в курсе. И с мессиром адмиралом мы переговорили, и в Междугорье тамошним он обещал отправить весточку. Где мы — там никаких таких адских гончих не может быть!

— Постой! — очнулся Клай. — Ты хочешь сказать, что всё Перелесье… ну хорошо, Сумерки Перелесья — под тобой? Под вами?

— Не совсем, — сказал Ричард с досадой. — Не все перешли, кое-кто остался. Кто любит Эрнста, кто любит эту Хаэлу… Она, ты понимаешь, дрянная, но некромантка. И Дар раздаёт не как прочие, а с вывертом… привязывает, если уж кто попробовал. У кого, может, свой интерес там… В общем, со мной сейчас моих личных обращённых десять, а стариков — может, двести. И у Эрнста, может, двести. Но мы не пересекаемся. Я ведь Эрнста звал разговаривать!

— Покажи! — тут же попросил Клай.

Я тоже протянула руку. Пропустить такое диво — выше сил человеческих. Авис смущённо улыбнулся и покачал головой — видно, не хотел так уж глубоко лезть в сумеречные дела.

Наставнику позволительно. Но мы с Клаем схватили Ричарда за руки — и я увидела, как он стоит в окружении своих обращённых в какой-то обгоревшей, наполовину обрушенной руине, бывшей когда-то роскошным особняком. Перед громадным, чудом уцелевшим зеркалом на куске стены, где ещё сохранился лоскут шёлковых обоев.

А за стеклом — роскошный зал. Я поняла, что это вампирский гламор, что Эрнст прямо-таки всю душу вложил — потому что этот зал выглядел эдемским совершенно, в золоте, шелках и розах, в целых каскадах живых цветов, в целых потоках света, золотистого, не сумеречного света. Такой бальный зал в раю. И Эрнст — владелец этого зала, его обитатель, невероятно прекрасный, тоже в белом шёлке и в золоте, и с золотыми кудрями до плеч, и с лицом как с древнего портрета. И его обращённые, такая толпа эфирных дев и прекрасных юношей, в роскошных нарядах прежних веков, с просветлёнными лунными лицами… Я в жизни никогда не видела, чтоб вампир наводил гламор с таким тщанием и размахом.

Для контраста.

Вот я — Князь Сумерек, которому уже больше пятисот лет стукнуло, древний владыка, истинный аристократ. И вот ты — салага, плебей, без году неделя, в своей шинельке. Оцени, сравни и подумай, как у тебя храбрости хватает смотреть-то в мою сторону.

Я подумала, что ведь Ричарда наверняка учили старые вампиры. Он тоже мог бы гламор навести. Но даже не дёрнулся в эту сторону: вот да, вот он в шинельке, вот его друзья, бойцы, в шинелях, офицерских кителях, потрёпанной одежонке простых горожан.

Не знаю, имел ли Ричард это в виду, но меня вдруг осенило: вот — зажравшаяся до тошноты манерная элита, а вот — воюющее Перелесье. В грязи, кровище, голоде и беде. Отличный вышел контраст, лучше и не придумаешь.

— Дорогой Ричард, — приветливо сказал Эрнст и улыбнулся, — наконец-то я вас вижу. Мне жаль, что пришлось дожидаться встречи так долго.

И руки развёл, будто хотел изобразить объятия. Это был не просто гламор высшей марки, это был ещё и тренированный аристократизм, доведённый до совершенства за несколько столетий. Лощёный. Непроницаемый. Таким всяких несчастных плебеев обращают в ноль за несколько мгновений.

Но не Ричарда.

— Простите, мессир, — сказал Ричард. — У меня всё времени нет. Я неучёный, не светский… мне ж работать надо. Вы же небось знаете, что много работы у нас в Перелесье… грязной… вам, мессир Эрнст, наверное, и не по чину это дерьмище разгребать, а нам не привыкать. Только не мешайте.

— Да, — печально сказал Эрнст. — Работы много. Вы очень молоды, дорогой мой, многого не знаете… мне хотелось бы дать вам несколько добрых советов, если вы позволите.

— Вы, конечно, говорите, — сказал Ричард. — Это с вашей стороны очень даже любезно. Только вы ведь не ждёте же, чтоб я обязательно стал делать всё, что вы посоветуете?

Эрнст с печальной улыбкой развёл руками:

— Мы все свободны в выборе пути.

— Вот-вот, — кивнул Ричард. — И я говорю.

— Дорогой мой, — продолжал Эрнст, и мне уже сильно хотелось его прибить за это «дорогой мой», но то ли Ричард не понимал, как это звучит, то ли его просто не пробивало. — Вы, вероятно, не знаете, но Сумерки Перелесья с давних времён если и не служат короне прямо, то всячески ей содействуют. Между государем людей и Сумеречным Князем всегда существовала тайная связь…