— Тебе, леди-рыцарь, — сказал Клай. — Это порода степная, огнепоклонников. Маленькая, очень быстрая — и Майр говорит, что особый скользящий аллюр у неё. Для дам удобный. Майр разбирается.

Тяпка скакала вокруг лошади, пыталась трогать её носом и лапами, лаяла и рычала, но костяшка стояла прямо и неподвижно, как истукан… и это было правильно, но почему-то меня дёрнуло. Кажется, я ожидала встретить в этой некромашине живую лошадиную душу. Да что это со мной…

Я привычно потянула к лошади Дар, как ладонь, чтобы всунуть его в кости, но Клай чуть мотнул головой:

— Твоя система тут не сработает, Карла. Собьёшь её. У всех их — определённая настройка. Память души в костях, помнишь? Междугорская система, государя Дольфа — ну, или мессира Гунтара.

— Ого! — удивилась я, пытаясь на ходу вспомнить, как это делается.

— Ага, — невероятно самодовольно выдал Клай. — Наша с Жейнаром, такая, что справляются даже совсем простые ребята, без капли Дара. Смотри, вспоминай.

И показал мне — раз-два-три — этот странный обряд, даже не обряд, а воспоминание об обряде. Мне оставалось только восхититься элегантностью решения: кадавр реагировал не на Дар, а на прикосновение и направленную мысль. «Сначала ладонью сюда, потом — коленом сюда. И посыл. И пошла. А дальше — направляешь мысленными приказами», — предельно эффективно, как мне кажется.

— Ну и Майр тебе даст несколько уроков, — закончил Клай. — Я лошадку замкнул на тебя и на себя, а ещё они все замкнуты на Майра. На всякий случай.

— А у него Дара нет, — грустно сказала я. — Это как-то… опасно.

— У кого хоть какой-то отблеск есть — все в команде Трикса, — сказал Клай. — У Трикса, кстати, самый слабенький, я его почти не чувствую… но в зеркало он отлично входит. А вот среди его ребят есть почти некроманты, только командуют хуже.

— Привет, святой человек! — гаркнул Барн за моё плечо.

Наставник вышел.

— Привет, наставник Авис, — сказал Клай. — А мы за вами. Вам надо в конюшню, будем костяшек святить и благословлять, как храмовую утварь. И заодно — экипировку кавалерии: форму, оружие, бронезащиту — как балахоны святых старцев.

Авис улыбнулся в бороду:

— Господь милосерд… баловство… но может помочь.

— Запрыгивайте в седло, леди, — сказал Барн. — Поедем к конюшне.

И Клай чинил насмешливый средневековый политес — придержал мне стремя и довольно фривольно меня подсадил, да ещё и выдал самым милым и любезным тоном:

— Красиво! Ножку перекинь. Не до этикета.

Я перекинула — и стало гораздо, гораздо удобнее, чем на шее Илькова громадного чудовища. Ноги — в стременах, в руках поводья… мне немного мешали юбки, но по сравнению с тем, как я прибыла сюда, мелкие неудобства казались уже сущими пустяками. А Клай взял моё колено, будто кукольное, и показал точку касания. И тут же кадавр вздрогнул подо мной, как только что поднятый.

— А что! — восхищённо сказал Барн. — Посадочка у леди — что надо!

— Как у дикой степнячки, — широко улыбнулся Авис. — Будто с детства в седле.

Ну что ж, подумала я. Дикая степнячка, значит? Ладно. И послала кадавра вперёд. Тяпка гавкнула и принялась носиться вокруг лошади в полном восторге.

Костяшка пошла плавно и спокойно — и меня немного отпустили и страх, и скованность. Сидеть верхом было ужасно непривычно, но и странно приятно — оттого, что Клай придерживал повод, оттого, что Барн смотрел снизу вверх, как, наверное, средневековые пажи смотрели на дам, оттого, что Авис напевал на ходу: «Спаси вышней силою добрых детей Твоих!» Весело стало, весело и как-то лихо — и даже подмывало ткнуть кадавра коленом, приказав увеличить скорость.

Остановили меня здравый смысл и зрелище. Дивное зрелище.

На громадном плацу — да что там, просто на вытоптанном до каменной твёрдости лугу! — отрабатывал строй эскадрон летучей некромеханической кавалерии! Я остановила кадавра, я загляделась: костяшки шли каким-то сложным аллюром, печатали шаг, как живые лошади на параде, а фарфоровые кавалеристы смотрелись не хуже бронзовых верховых на старинных памятниках.

Майр, верхом на крупном кадавре, целиком выкрашенном в чёрный цвет, завидев нас, поднял некролошадку в свечу и свистнул. И красавчик с точёным юным лицом, — определённо работы Глены — тоже присвистнув, запел высоким, сильным и чистым, как у мальчишки, голосом:

А его товарищи грянули хором:

Я прыснула и чуть не свалилась с лошади — Клай подхватил меня и подал руку.

— Хорошие стихи, да? — спросил Барн. — Это, между прочим, Ильк с Шедаром придумали!