Часовня эта меня восхитила до полного восторга! Авис был крут, а вместе с Клаем — и вовсе силища: они сделали алтарь из небольшой этажерки, на которой установили Пречестное Око, а саму этажерку закрыли покровом, цветы на котором я тут же узнала. На розовом шёлке! В старинном стиле! Райские цветы из древнего трактата, верная защита от зла — и не видать мне моря никогда, если их вышивала не рука Мельды! С двух сторон от этого алтаря, походного и трогательного, но самого настоящего, горели две лампадки, подвешенные на крючки для керосиновых ламп. И вся эта священная конструкция отражалась в зеркале, огромном, малость облезлом старинном зеркале, висящем на стене напротив. Алтарь отражался, а дверь и окно — нет!

Ну гениально же!

— Вы чудесно устроили! — сказала я. — Вы молодцы такие!

— Это Клай придумал, — сообщил Авис своим невероятным голосом. — Чтобы зеркало от злых сил закрыть.

— Я побоялся рисовать звёзды, — сказал Клай. — Подумал, мало ли, кому-то из Сумерек понадобится сюда войти. Ну и вот видишь, ты ведь хочешь не просто поговорить, ты хочешь сюда позвать? Он вообще пойдёт в часовню, твой Ричард?

— Да он полжизни провёл в часовнях! — сказала я. — Он семинарист-недоучка.

— Вампир? — удивился Авис.

Прозвучало как по нотам.

— Святой наставник, — не удержалась я, — простите грешницу за дурацкий вопрос: а вы в опере никогда не пели? В «Буре», арию Короля Ветров? «Приди, приди-и, ненастье!»

Авис захохотал так, что стёкла в избушке задребезжали.

— Я, леди-рыцарь, в храме при резиденции Иерарха священные гимны пел, — сказал он польщённо. — Отец Святейший наш очень одобрял. «Истинно, — говорил, — райский голос у тебя, братец Авис». Храм-то на Лазурных Скалах, во имя Блаженного Эгла Под Небесами — очень был древний, чистый… как правильный тон возьмёшь — сам звучал, как орган, как струна…

Чем дальше рассказывал, тем грустнее становился.

— Как же вы сюда попали? — спросила я.

Хотя почему-то мне не очень хотелось слушать, как он сюда попал: я догадалась, что ровно ничего хорошего в этой истории нет.

Авис вздохнул так, что колыхнулись покровы на алтаре. Самый мощный наставник из всех, кого я видела, вот что.

— Война-то как раз на Блаженную Теолу началась, — сказал он печально. — Ну вот, я и хотел сестрицу навестить, Теолу, накануне, чтобы и ей подарочек отнести, и потом успеть в храм на службу во имя её вестницы небесной. А сестрица с семьёй жила на Жемчужном Молу, такие вот дела… Пирогов мне передал брат-ключарь, Отец Святейший сам благословил. Я на дилижансе поехал. Тогда от Лазурных Скал до Жемчужного Мола дилижанс ходил каждый день по часам — утром, в восемь, и к вечеру, в половине шестого… Я на утреннем поехал… как раз приехал вовремя…

— Наставник Авис Райнора знает, — сказал Клай. — Райнор мне писал, что от его голоса серые твари на подлёте дохнут.

— Не дохнут, — вздохнул Авис. — Это он приукрасил маленько. Но не наврал, упаси Боже, верный он парень: шевелятся и впрямь помедленнее. Застали они нас в сгоревшем доме, со мной морячки были из порта, с торгового судна, рыбак, молочница с рынка, два маленьких ребятёнка и… это самое… гулящие девчонки, прости им Господь. Вот мы с ними, значит, от серых и отбивались. У морячков два ружья было, охотничьих, и мушкет, что ли, этакий древний, сверху поджигать надо, а мне настоящая винтовка досталась, только без патронов. Зато со штыком. Вот я адскую погань штыком и того… от хоралов-то они вялые становятся, не прыгают шустро… А пироги пришлись кстати, детям, тётке, девчонкам… И от голода, и на удачу. Благословлённые всё-таки…

— А как ваша сестрица? — спросила я. Голос сорвался, я кашлянула. — Теола?

— Бог знает, — Авис чуть повёл широченным плечом. — Дома-то нет, угли этакие чёрные, жирные… а был ли кто дома, успел ли сбежать или там сгорел — этого я не знаю. Сам не видел, и не рассказал никто. Такая заваруха была…

— Он из Жемчужного Мола выбирался с беженцами, — сказал Клай. — Защищал, кого мог… стрелять-то не умеет, святой человек. Кормить-поить-греть — дело другое. Сначала прибились к партизанам каким-то, а потом его доставили в регулярную часть. Мог бы в столицу уехать. Не захотел. Теперь наш капеллан, видишь… У него рекомендации блестящие.

— Ай! — сказал кто-то сзади и снизу.

Я оглянулась — и увидела в тёмном углу две зелёные светящиеся пуговицы. Тяпка дёрнулась понюхать, но я остановила её жестом. Тяпка с некоторой досадой села у моей ноги.

— Ишь ты, — сказал Авис, снижая голос, насколько возможно. — Пискля пришла. Пискля, иди сюда, малюточка…

Довольно-таки тощая кошка вошла в освещённое лампадами пространство и принялась обтирать Авису ноги. Он погладил маленькую кошку ладонью, громадной, как лопата.

— Я сейчас, дети Божьи. Вишь, Пискля пришла, голодная — у неё маленьких пятеро, в сарае, в ящике из-под снарядов…

Авис ушёл в свою крохотную кухоньку, и Пискля ещё разок сказала ему: «Ай!» — а Тяпка не удержалась, потянулась и понюхала воздух рядом с кошкой. Кошка фыркнула, но не особенно сурово.

— А откуда молоко, святой человек? — спросил Клай. — От драконов?

— Принесли маленько, вестники Божьи, — сказал Авис, ставя кошке блюдце. Погладил Тяпку по костлявой спине. — Я им рассказал про кошку-то, что котята у неё… И тебе бы дал, добрая ты собака, так ты ведь, небось, и не можешь пить молоко-то…