– Господин, всё готово, люди верные - проверенные, - поспешно докладывал о проделанной работе он.
– Вас никто не увидит, там очень тихо… - уверял меня он с волнением и некой опаской. Ведь как бы ни была бы сильна магическая преданность и навязанное послушание, но критическую сторону разума она не отключала, и Корнилий понимал, что мои действия выходят за нормы морали и законности этого общества. Но ритуал служения давил на него и полностью подменял понятия о добре и зле, применимые ко мне, все мои приказы - добро и правда в высшей инстанции, и это для него единственная приемлемая аксиома и истина.

31 мая 1891

Москва. Кремль. Николаевский дворец.

После воскресной службы мы с Элли завтракали, я проглядывал наспех почту и прессу, моя благоверная занималась тем же. Наше мирное молчание прервал дворецкий, принесший телеграмму, извещавшую меня, что мой очередной адъютант выехал из столицы и будет готов в ближайшее время приступить к своим прямым обязанностям. Не могу сказать, что был обрадован этим обстоятельством. При моём назначении генерал-губернатором ко мне были прикреплены адъютанты в количестве пяти человек. Это граф Герман Германович Стенбок, что занимает у меня должность управителя двора, Владимир Сергеевич Гадон, который должен был заниматься всем моим делопроизводством, князь Феликс Феликсович Юсупов, который должен был представлять мою свиту, и Алексей Александрович Стахович, что должен был заниматься общими вопросами, касающимися управления и присутствия. Ну и, конечно, граф Шувалов, Павел Павлович, которого я назначил посыльным при моей особе. И вот в телеграмме мне сообщалось, что ко мне мчится Гадон, Владимир Сергеевич, и он мне уже не нравился. Как можно совершать какое-то серьёзное дело с человеком, который на новое место службы выезжает через месяц?! Конечно, я понимал и знал, что это обычная практика Российской Империи, но всё же мне это не нравилось и раздражало. Ведь он был нужен, делопроизводство — важнейшая деталь любой современной службы!

— Серёжа, что-то случилось? — прервал мои сумрачные размышления голос Елизаветы Фёдоровны. Видно, почувствовав смену моего настроения, решила меня поддержать.

— Ничего особенного, дорогая. Владимир Сергеевич Гадон прислал телеграмму, что наконец-то изволил выехать к нам и обещает приступить к своим прямым обязанностям в ближайшее время, — не сдержался я и выплеснул своё раздражение.

— Ну, ты же помнишь, дорогой, он отпрашивался у тебя на несколько недель, у него там что-то с племянниками, да и с наследством надо было что-то там решать, – попыталась послужить заочным адвокатом для моего неторопливого адъютанта Элли.

– Да, точно. Немного запамятовал. Но в любом случае это не отменяет тот момент, что он явно не торопится на службу, - продолжал ворчать я.
– Да, и Феликс Феликсович не спешит явиться и начать исполнять свои обязанности. И Стахович задерживается в полку, хотя с ним всё понятно – он сдаёт полковые дела...

На несколько минут повисло молчание. Я думал о ритуале подчинения, ну и, конечно, о накопителе, что сотворил прошлой ночью. Ведь одной бусинкой не обойдёшься, мне требуется всё моё окружение провести через ритуал, а для этого нужны накопители с «праной». Пропажу такого количества народа, что пойдет на амулет поддержки, могут и заметить. Да и если честно, лень мне заниматься такой банальщиной.

Но лень никогда не была моей любимой страстью, поэтому я решительно пресёк свои внутренние жалобы на нелёгкую жизнь и, закончив завтрак с Элли, дал указание заложить экипаж. Сегодня у меня были планы посетить ближайшее злачное место. Хотелось днём взглянуть на Хитровку. Дело в том, что один из хорошо сохранившихся подземных туннелей Кремля шёл как раз в ту сторону. Но меня всячески предостерегали от того, чтобы я туда совался, так как он, дескать, занят ворами и отребьем. Но этот туннель был сух, и у него был крепкий свод. Ну и маргиналам применение найдём, хе-хе-хе...Когда спускался в холл, был перехвачен Элли.

— Серёжа, — обратилась она ко мне, её слегка картавящее «р» всегда вызывало во мне умиление и лёгкую улыбку. — Ты же помнишь, что мы сегодня приглашены в дворянское собрание? Ершов, Владимир Иванович, очень просил нас быть. Его супруга, Елена Михайловна, обещала устроить нам «incroyable surprise». Мне бы хотелось потанцевать, пока есть такая возможность... — смущённо закончила она.

Я чуть приобнял её и уверил, что к пяти пополудни обязательно, и всё непременно. В общем, уверил её как мог.

_____________________________________

Хитровский рынок меня впечатлил, но впечатлил в отрицательном смысле. Он был шумным и зловонным, состоял из развалов и некрытых лавок. А по случаю воскресного дня был к тому же полон народу. В центре рынка стояло громоздкое одноэтажное деревянное здание с навесом, под которым толпилось множество разномастного народу, многие были откровенными оборванцами – без сапог, в каких-то тряпках, намотанных на босу ногу. Некоторые просто валялись на мостовой, благо, погода стояла ясная и солнышко отчётливо припекало. В большинстве это были оборванцы мужского полу, но хватало и женщин. При этом сама площадь хоть и была мощёная, но было видно, что её давно не подметали и не убирали. Стоял разноголосый шум, в нашу сторону прорывались частушки, матерные тирады и какое-то заунывное пение. Меня интересовало состояние местного народа, и есть ли возможность удалить эту бедняцкую вольницу из центра моего города. Эта маргинальная республика здесь, рядом с Кремлём, была подобна «бельму» на глазу.

Конечно же, мой кортеж был замечен, оценен и опознан. Собственно, было бы странно, если бы не поняли, кто их посетил. Со мной было восемь верховых казаков охраны, ну и Шувалов, который попался мне под горячую руку.

Когда я выходил из дворца и уже собирался садиться в экипаж, из подъезжающего ландо выпрыгнул Павел Павлович с папкой для бумаг в руках и, ни на что не обращая внимания, резвыми шагами понёсся в сторону парадной лестницы. В итоге мы двинулись вместе на Хитровку.

Как только мы въехали в Подколокольный переулок и наш кортеж замедлился, вокруг стала образовываться толпа из полуголых мальчишек и разных оборванцев, которые бежали впереди нас и выкрикивали разные просительные кричалки. Моя охрана сжалась вокруг нашего экипажа и стала поругивать самых разнузданных крикунов, а некоторые казаки достали нагайки и стали недвусмысленно ими помахивать.