Шрифт:
Значит, у меня остались только небольшие вмешательства, маленькие ритуалы...
Но с начала поправим здоровье, укрепим организм, чуть усовершенствуем это тело и потом, со временем , что-нибудь придумаем.
В какой-то момент я заметил, что по моей щеке бежит слеза. Священники, которые поглядывали на меня, видно, подумали, что я расчувствовался, и тут же запели ещё более торжественно и громко.
Наконец эти церемонии закончились, усталость навалилась на меня тяжким грузом, и хотелось только лечь и уснуть.
Мы перешли через галерею, соединяющую церковь и Николаевский дворец, зайдя в него, поднялись на второй этаж и разошлись по своим опочивальням.
Я был уставший, по этому не рассматривал обстановку дворца, было и так слишком много впечатлений…
Снимать мундир и сапоги мне помогал камердинер, был он тоже уставшим, но при этом с явным запахом спиртного. Решив не обращать внимание на этого прохвоста, потребовал приготовить ванну и чаю.
Уже лёжа в горячей ванне и прислушиваясь к пульсации своего магического источника, перечислял мысленно, какие ритуалы и где их могу выполнить. Больше всего сейчас хотелось избавиться от болей в спине, и я тихонько, буквально чуть уловимым дуновением желания, направлял тепло своего источника на повреждённый участок спины.
Кажется, даже задремал, лёжа в ванне, так как очнулся от того , что из-за двери послышался голос слуги.
– Ваше Высочество, Сергей Александрович! Её Высочество, Елизавета Фёдоровна, спрашивает, будет ли Вам угодно отужинать с Нею у неё в будуаре?
Не могу сказать, что горел сейчас желанием, но мой опыт общения с женщинами говорил мне, что если сама зовёт, то лучше прийти.
– Да, буду, приготовь мой корсет и иди сюда, поможешь встать.
Пока я вытирался и надевал нижнее бельё, слуга приготовил, а после и помог мне надеть корсет - мой предшественник носил его часто. Сразу стало легче, и спину чуть отпустило.
И тут я понял, что поступаю неправильно, не так, как делал мой предшественник. Он был очень религиозен, и вечером не ужинал, а читал молитвы, а его супруга просила прийти и по сложившемуся обычаю всегда получала отказ.
«Ладно, сейчас отличное время менять поведение, – думал я, запахивая халат, – тем более надо разобраться со своими чувствами к Элле».
Будуар Елизаветы был обставлен мягкой мебелью с резными ножками и спинками, обстановка выполнена в тёмно-зелёных тонах, было достаточно уютно.
Освещалась вся эта композиция немногочисленными горящими восковыми свечами, находящимися в витых канделябрах.
Элла смотрела на меня чуть растерянно и удивлённо. Она была в тёплом домашнем платье и каких-то мягких тапочках. Волосы её были убраны в платок, видимо она тоже только что из ванны.
– Schatz, ich bin uberrascht( Дорогой, я удивлена), – проговорила она, а я чуть наклонил голову и приподнял бровь в ответ.
– Прости, я просто не ожидала, что ты посетишь меня, – произнесла она уже по-русски своим журчащим голосом, а я опять завис, любуясь ею.
«И вообще, чего я теряюсь, сколько мне здесь находиться, я не знаю, так что буду расслабляться и получать удовольствие», - подумалось мне, и, решив чуть похулиганить, произнёс:
– Милая моя Элла, когда я в последний раз признавался тебе в любви?
– сказал я после того, как сел на соседнее с ней кресло.
– Сергей, ты меня смущаешь, и мне кажется, что там, в поезде с тобою что-то произошло, - произнесла она и серьёзно посмотрела на меня.
– Эти шутки про священное ты бы раньше себе никогда не позволил, - продолжила она, напористо всматриваясь в моё лицо.
А я сидел и просто любовался ею.
– И что ты опять на меня так смотришь?! – уже чуть возмущённо сказала она.
– Просто любуюсь тобой, ты очень домашняя и милая в этом платье.
Элла чуть смутилась, но не оставила свой немецкий прямолинейный напор.
– Вот я про это и говорю!..
Тут слуги стали заносить ужин, накрывая столик, стоявший между нами, и Елизавета замолчала, но взглядом показывая, что разговор ещё не окончен.
Нам подали свежие булочки, мёд, какие-то засахаренные фрукты, орешки и чай с разными маленькими сладостями.
Мы ужинали молча. Элла у меня ничего не спрашивала, а я украдкой любовался её отточенными движениями.
Разлив чай по чашечкам, я решил прервать наше молчание.
– Там, в вагоне, мне показалось, что я увидел наше будущее, - начал я её мистифицировать, - и оно мне не понравилось, да более того, оно ужасно. Мне было указано, что нельзя разглашать это, но ты моя супруга, и с тобою я могу поделиться хотя бы намёками.
Елизавета смотрела на меня, широко раскрыв свои безумно красивые глаза, которые в сиянии многих свечей, казались небесно-голубого оттенка, и создавалось впечатление, будто свет рождается внутри этих глаз.