— Ну! — легко и весело воскликнула девица. — Возьми жребий свой.

Она приподняла корзинку, полную налитых красных яблок. Рукав тонкой ткани длинным шлейфом уходил в туман — совсем не по погоде.

Йергерт все стоял и сжимал меч перед собой — им разделял себя и девицу.

— Какой ты скромный! — захихикала она, без страха подошла, оставив на земле корзину, кончиками пальцев пробежалась по мечу.

А в следующий миг вдруг подалась вперед и грудью насадилась.

Он перепугался, отшатнулся, но меч крепко сидел между ребер, а по лезвию уже бежала кровь — густая, черная, зловонная.

И тут лишь Йергерт понял, с кем он встретился в тумане, но чумная дева уж шагнула ближе, чтобы гарда ткнулась в грудь, и ухватила за лицо невыносимо ледяными пальцами, припала в поцелуе.

Мир подернулся и потемнел, стал растворяться, и единственное, что осталось, это губы, полные и налитые, нежные и требовательные, прижимающиеся в горячем, влажном поцелуе, может лучшем за всю жизнь — когда бы только губы эти не были холодными как лед и вкус их не был вкусом чумной гнили.

Йергерт смутно чувствовал, что оказался на земле, и что чумная дева еще с ним. Ее задорный хохот звучал возле уха, и порой она касалась его и шептала нежно и интимно:

— Одному из нас повезет, милый мой. Может, ты останешься здесь, и зверье разнесет твои кости. А быть может, ты возвратишься домой, и тогда мне придет время браться за дело.

Он не мог больше видеть, но отчетливо знал, что когда она поднималась, рыжий локон заскользил по щеке и погладил его на прощание.

И йерсиния ушла, а он вовсе потерялся во мраке.

Лагерь затихал и успокаивался. Прогорел костер, и ветер трогал пепел, тлели красноватые уголья, стихли песни и молитвы. Все безмолвно разбредались и устраивались на ночь, не решаясь снова затеваться с болтовней — уж слишком мелочной она теперь казалась.

Йер старалась не смотреть в глаза колдуньям. Знала, что бессмысленно разочаровываться или злиться, но не в силах была позабыть, что Духи вот таких коленопреклоненных презирают. Она не пошла молиться с остальными, потому что отмолила до отъезда все, что можно, а просить о большем не хотела — знала цену. Но в момент, когда все стали опускаться на колени, ощутила вдруг, что разница не только в том, что ей казалось наглостью молить о чем-то, если не готова жертвовать взамен.

На миг почудилось, что унижаются они не только перед Духами — еще и перед нею.

Среди тишины, в какой никто не рисковал случайно пошуметь, среди всеобщей вялости, какая навалилась после истовых молитв, единственный, кто заметался и засуетился, мигом всполошил весь лагерь.

— Не видел кто, куда девался Йергерт? — Йотван обращался к каждому, кто попадался на глаза.

Йер огляделась и не отыскала его взглядом. Точно помнила, что краем глаза видела, как он ушел с поляны, когда все запели, но с тех пор не замечала — а успел уж прогореть большой костер. И хоть ей и хотелось думать, что он просто затерялся среди множества других, она отлично знала: ей не удалось бы не заметить его, даже если бы хотела — застарелая привычка вынуждала каждый миг следить хоть мельком, никогда не упускать из вида.

А еще она хотела бы сказать, что ей плевать, пусть даже его заживо сейчас сжирали, но ведь это значило бы, то поблизости есть кто-то, кто способен на такое. И поэтому, как ни корежило ее от мысли, что он оказался прав, ей ничего не оставалось, кроме как ответить.

Она в самом деле была слишком уж разумна, чтобы делать глупости назло.

— Уверена? — мгновенно подошел к ней Йотван, неприятно нависая. — Точно знаешь, что он не вернулся с другой стороны или …

— Уверена.

Он сколько-то смотрел пытливо и пронизывающе, как будто ожидал, что она дрогнет, усомнится в собственном ответе — не дождался.

— Поднимайся, — приказал он. Тон сменился. — Пойдешь с нами. Винних, Райм и Герк, за мной! Вильмет — за главного. Не возвратимся — уводи обоз.

Йер сжалась и невольно сжала рукоять на поясе, как будто та могла помочь. Идти ей не хотелось, лес пугал, но так же не хотелось ей остаться здесь и ждать. Тревога, что во мраке может крыться неизвестный враг вдруг стала не тревогой, а угрозой самой настоящей, и на шее дыбором вставали волоски.

На плохо гнущихся ногах, она прошла за Йотваном к окраине стоянки, где собрался маленький отряд. Угрюмые и настороженные серые плащи смотрели на нее с сомнением.

— Запоминай, — велел ей Йотван сухо и звеняще: — колдовских огней в лесу не зажигай, пока я не скажу, и чтоб без звука. И без разрешения — ни шага. Вздумаешь ослушаться — убью.

Йер нервно вздрогнула, поняв, что он не пошутил и не преувеличил.

— Вероятней всего вершниг, — продолжал он, будто не заметив. — Их здесь много шастает на дармовых харчах. Случалось сталкиваться?

— Я читала… — осторожно выдохнула Йер.

— Ну обосраться просто! Жопу этим чтивом можешь подтереть.