— Замолкни, — резко отчеканил Йотван. — Мелкая еще, чтоб что-то понимать.

— А вот брат Кармунд мелкой меня не считает и нормально объясняет все! И я все понимаю! Может быть, он просто объяснять умеет лучше вас?

Она дышала тяжело, и в тишине отчетливо звучал бой мельничных колес. Молчал и Йотван, глядя на нее застывшим взглядом. Она медленно осознавала, что сказала и кому.

— Прочь!

Она зыркнула горящими глазами и со злым запалом припустила от него к крыльцу.

Ей одновременно было не по себе — она до этого не смела признавать, что в самом деле прикипела и привыкла к разговорам с Кармундом — и в то же время жгло злорадством — она все-таки уела Йотвана. Пусть знает, что он не единственный, к кому она может пойти. Пусть знает, что из всех — брат Кармунд.

Яростно чеканя шаг, она неслась по замку, не оглядываясь, и лишь чудом заприметила, что из подсумка на пол полетел листок. Тот самый, с замком Линденау.

Поднять его Йерсена не успела — листик подхватил кто-то еще. Она взглянула — и вся напряглась. Напротив стоял Йергерт.

“Только не сейчас!”

В другие дни она привыкла замечать его издалека, чтоб не столкнуться лишний раз, но в этот была слишком зла.

К тому же она знала, что недавно Вельга ему снова всыпала. Он после этого всегда цеплялся вдвое въедливей.

Йерсена это ненавидела и одновременно любила. Вид понурого мальчишки, еле волокущегося и едва ли не рыдающего по углам, когда считает, что никто не видит, расшевеливал в ней мерзенькую жалость.

Жалеть его ей не хотелось, но не упиваться тем, что и теперь ей достает на это добродетельности, она не могла — уж слишком явственно это доказывало ей самой, что, сколько бы он ни орал про ересь и дерьмо в ней, она — лучше. Праведнее. Сострадтельней.

И потому из раза в раз, случайно заприметив его уходящим из фирмария, она не отводила взгляд, а пялилась во все глаза. И никогда не упускала случая дать Вельге знать о всех его проступках, выдуманных или настоящих. Как и в этот раз.

— Так-так, что тут у нас?..

Сейчас мальчишка не рыдал — он криво скалился и по привычке важничал, задрав русую голову.

— Отдай.

Она не думала, что он послушает, но не смогла смолчать.

— Это же Линденау! — прочитал он на листке. — Проклятый замок в краю ереси. Ну кто бы сомневался, что ты носишь с собой доказательства своей неверности! Спорим, что чума из-за тебя? И удивительно еще, что лишь сейчас. Небось и дрянь всякая лезет, потому что тянется к тебе. Тебя бы выставить в чумные карантины, где тебе и место!

Йерсена мрачно хохлилась и думала, как ей забрать листок. Конечно же из-за нее чума — и вина перебраживают в уксус по ее вине, и плесневеет хлеб, и люди мрут… Она не сомневалась, что он так считал — он говорил ей это всякий раз.

— Отдай, — сказала она снова. — Это не мое, а для смотрителя библиотеки. Я скажу, что ты отнял.

— Боюсь-боюсь!

— И Вельге тоже расскажу.

Мальчишка весь напрягся, одеревенел. На миг он будто дернулся вжать голову, но прежде совладал с собой.

— А то она тебя послушает! Этот твой замок искалечил ее мужа, но ты даже не владелица его, чтобы смочь извиниться или же исправить это. Ты — обычная ублюдина, какую ждет жизнь поломойки или дырки из дома терпимости. Уже готовишься встречать к себе очередь рыцарей? Я обязательно приду.

— Ты? Да вперед тебя я черный плащ надену, — выдавила смешок Йер.

Ее одновременно и злило, и пугало, что мальчишка точно знает, во что бить, чтобы задеть больнее.

— Ты? Да никогда!

Йерсена в ответ растянула губы в мерзенькой усмешке, наглой и самоуверенной, как будто ей уже пообещали этот плащ.

Йергерт сжал зубы, но затем аж удивился:

— Ты что, правда думаешь, что сможешь оказаться в Ордене? Что кто-нибудь тебя когда-нибудь возьмет? — Она молчала. — Ну и кем ты будешь? Бабой-рыцарем?

Она старалась, чтоб не дронуло лицо. Ни на мгновение.

— Да баба-рыцарь и то вероятнее, чем чтобы ты до Ордена дорос, — медленно и старательно произнесла она, чтоб голос не дрожал.

Кем она будет, в самом деле? Будет ли кому-нибудь нужна?

Йерсене оставалось только сжимать руку в складках котты, чтобы ногти с болью отрезвляюще впились в ладонь. И даже так проклятый Йергерт будто мысли прочитал: он громко весело заржал.

— Посмотрим, кто в итоге посмеется! — попыталась перекрыть хохот Йерсена, только тихий голос не годился для того.

— Ой не могу! Бабенка-еретичка думает, что ее правда возьмут в Орден! — заливался Йергерт.

Она сжала зубы, чувствствуя, как дергает лицо. Хотелось кинуться и выдрать отвратительный язык, чтобы не слышать ничего такого больше никогда. Не от него.

Но вместо этого она заставила себя еще раз улыбнуться и сказать:

— Ну если уж ты, сын убогого калеки, искалеченного даже не в бою, надеешься на что-то, то мне можно не переживать.