Фальконер протёр глаза. Было видно, как он устал.

Я продолжил:

– Это и есть Пятая Стена. Слышал же термин «четвёртая стена»? Когда актёр разговаривает с экраном, как Феррис Бьюллер? Когда смотришь кино, видишь только три стены, а четвёртая – это экран, зрители. Люди в фильме не знают, что на них смотрят, но когда кто-нибудь вдруг обращается к аудитории, говорят, что он ломает четвёртую стену. Ну а ту хрень Джон называет пятой стеной. Это уровень реальности над и под нами. Большинство людей его не воспринимает.

– Но вы, вы-то из числа особенных, да? Как те ребята в смирительных рубашках, которые думают, что весь мир – это иллюминатский заговор, и только они такие умные, чтобы его заметить.

– Нет. Все эти способности, вроде восприятия других измерений – были попытки их восстановить. Они провели эксперимент на нескольких людях, и почти все они погибли.

– Кто «они»? Правительство? Они тоже умеют читать мысли? Предлагаешь мне надеть для защиты от них шапочку из фольги?

– Нет, они не отсюда. Это кто-то на той стороне.

– Я смотрю, ты всё продумал, да?

– Это ты скажи мне, детектив. Я лгу?

– Ты взял голову?

– Было бы неплохо знать контекст.

– Голова Фрэнки Бёрджесса пропала. Я говорил тебе по телефону: она была в морге в запертой комнате. Теперь её нет.

– Оу. Я думал, это была метафора. Я не брал её.

– Но кто-то же взял.

– В здании был замечен здоровенный монстр из индеек?

– Чего?

– Ну, знаешь, как на птицефабрике.

– Я видел совсем не это.

– Значит, ты видишь то, что хочешь увидеть. В морге есть камеры слежения?

– Есть. Я просмотрел записи. Ясно одно: похититель был не один. Никто из них не попал в кадр, но мы видели, как они перекидываются головой. Как баскетбольным мячом. Вероятно, один ждал в дверях, а второй пробрался в хранилище. Они бросали друг другу голову, чтобы не попасть под камеры.

– И им удалось уйти, и ни одна камера их не записала? Как?

– Мы прорабатываем варианты.

Я посмотрел на Фальконера, затем на видеомагнитофон. Ни с того ни с сего он щёлкнул.

– Хочешь, чтобы я посмотрел записи с камер?

Он не ответил.

– Хочешь, чтобы я посмотрел, нет ли там чего-то, что вижу я, но не видишь ты?

– Я этого не говорил.

– Но у тебя есть запись, да? Готов поспорить, она уже в магнитофоне. Ладно тебе, зачем же ещё тащить меня сюда?

– Мои мотивы – не твоё собачье дело.

– Ладно, как скажешь. Включай.

Фальконер выдержал паузу – достаточно долгую, чтобы продемонстрировать, что решение нажать кнопку «Воспроизведение» принял он и никто другой. Он включил магнитофон – экран показал цветные полосы, затем картинка мелькнула и переключилась на чёрно-белый план комнаты, в центре которой стоял, видимо, стол для вскрытия. Я вдруг подумал, что эту камеру установили лишь для того, чтобы не позволять работникам морга красть ценные вещи покойников.

Несколько секунд ничего не происходило, затем…

Размытое пятно мелькнуло в центре изображения. Пронеслось поперёк экрана, что-то тёмное. Не разобрать.

Фальконер перемотал назад и опять включил запись, но в замедленном режиме. Картинка была зернистой, но на ней можно было чётко разобрать объект, пролетевший футах в пяти от пола. Тёмные волосы, лицо. Отпиленная голова Фрэнки Бёрджесса.

У меня пересохло во рту. Детектив снова перемотал и включил запись. Голова пролетела по экрану.

У меня на шее выступили колючие капельки пота.

– Никто её не бросает, детектив. Грёбаная голова летает сама по себе.

Фальконер посмотрел на меня.

– Я вижу как минимум две несостыковки в этой теории.

Я не ответил. Сердце колотилось. Осознание того, что я натворил, началось не в мыслях – оно нарастало откуда-то из живота.

Не может быть. Не может быть. О нет, твою мать, твою мать, твою мать…

В голове пронеслось воспоминание. Я склонился над раковиной, смочил лицо водой…