На чёрно-белом фото вместо Келли Глэсс был какой-то высокий ботаник с шаром кудрявых волос на голове.

Прости, Келли, – подумал я. Пожалуйста, прости меня.

Я поехал домой. Как я уже упоминал, я не сказал никому ни слова.

Шли недели, и ничего не происходило. Листья пожелтели, готовясь сорваться с ветвей под натиском порывистого ветра. Появились хэллоуинские украшения. Люди начали играть в футбол. А я в конечном счёте перестал оставлять свет включённым на ночь.

Может быть, думал я, всё было по-другому. Может быть, тёмное существо, появившееся в том небольшом кабинете, не заглянуло мне прямо в глаза; может быть, оно вырвало ту девушку из реальности вовсе не для того, чтобы преподать мне урок. Может быть, я вообще тут ни при чём.

А потом, спустя ровно шестьдесят четыре дня после того, как меня подключили к аппарату, и мой мозг открыл дверь в тёмное измерение и впустил существо-тень, я нашёл кое-что у себя в кровати. Или, точнее, оно нашло меня.

Есть на свете такой паук: тело у него размером с небольшую тарелку, а если считать с ногами – целый фут. Он называется Птицеед-Голиаф, или «Птице-мать-его-ед-Голиаф», как говорят те, кто видел его вживую.

Он ест не только птиц: в основном в его рационе крысы и насекомые, но его всё равно называют «паук птицеед», потому что тот факт, что он может съесть птицу – это самое важное, что нужно о нём знать. Если вы вдруг наткнётесь на одну из этих тварей, например, прячущуюся в шкафу или выползающую из тарелки супа, то первое, что вам скажут, будет: «Мать твою, да эта тварь может сожрать целую птицу!»

Я не знаю, как он ловит птиц. Но я знаю, что Птице-мать-его-ед-Голиаф не умеет летать – ведь если бы он умел, то обладал бы совсем другим именем. Его бы называли «сэр», потому что он был бы доминирующим видом на планете. И никто из нас не осмеливался бы выйти из дома, пока Летающий Птице-мать-его-ед-Голиаф не разрешит.

Я однажды видел такого в зоопарке, когда учился в старших классах. Мне было пятнадцать – те годы, когда лицо покрылось акне и с каждым днём становилось всё толще. Я стоял с открытым ртом, уставившись на стеклянную стенку его клетки. Паук был здоровым, как обе мои руки. Стоявшие рядом ребята хихикали и толкали друг друга в плечи, а за спиной визжала какая-то девочка. Но я – я не издал и звука. Я не мог. Потому что лишь тонкое стекло отделяло меня от этой твари.

И потом ещё не один месяц я вглядывался по ночам в тёмные уголки своей спальни, ожидая, что ножки толщиной с палец вот-вот высунутся из-за стопки комиксов и игровых журналов. Я боялся, что найду где-нибудь обрывки паутины толщиной с леску, в которой бы висели тушки полусъеденных воробьев. Или паучьи экскременты в ботинках – маленькие шарики с торчащими из них кусками перьев. Или кучки розовых яиц, в которых бы уже зрели маленькие паучата размером с мяч для гольфа.

И даже сейчас, спустя десять лет, я проверяю перед сном постель: какая-то часть моего подсознания всё ещё боится наткнуться на огромного паука, притаившегося в тени.

Я вспомнил об этом сейчас, ввиду происшествия с Человеком-Тенью, потому что той осенней ночью именно птицеед-голиаф всплыл в моём сознании, когда я проснулся от укусов в ногу.

Я спал мёртвым сном, укутавшись, как буррито, чтобы спастись от осенней прохлады. Я почувствовал покалывание в лодыжке, как будто в неё вонзали иголки. Птице-мать-его-ед-Голиаф выпрыгнул из тумана моего сонного воображения, и я рывком сорвал с себя одеяло. Я уже готовился обнаружить восемь мохнатых ног и пучок блестящих чёрных глаз, глядящих на меня.

Но ничего не увидел. Было слишком темно.

Я приподнялся и уставился на свою ногу. В тени что-то двигалось. Я убрал ногу с кровати и почувствовал тяжесть того, что прицепилось к моей лодыжке: оно весило как банка пива.

Судорожная паническая дрожь пробрала тело. Я застонал и лягнул холодный воздух, пытаясь стряхнуть то нечто, что впилось мне в ногу. Тварь отлетела в другой конец комнаты, мелькнув в столбе лунного света, лившегося через щель в шторах. В это короткое мгновение я увидел, как в просвете мелькнули членистые ноги – целый пучок ног, – вместе с антеннами и хвостом. Существо было покрыто панцирем, как омар. В длину оно было с моё предплечье.

Во имя всего святого, что за…

Существо пролетело через спальню, ударилось о стену и упало за корзиной с грязным бельём. Я слез с кровати и сделал несколько осторожных шагов, всматриваясь в другой конец комнаты. В темноте ничего не было видно. Я подался назад; сердце колотилось в груди, и я почувствовал, как упёрся спиной в стену.

Я спешно осмотрел комнату, ища что-нибудь, что сгодилось бы как оружие. Темно, хоть глаз выколи. Я принялся шарить рукой в куче вещей на тумбочке и увидел что-то, торчащее из закрытого журнала «Энтертеймент Уикли». Округлое и тонкое. Должно быть, рукоятка ножа.